Шрифт:
Я научилась жалеть других людей, потому что жалость, со-чувствие – первый шаг к пониманию Другого. Я научилась любить, не требуя взаимности, потому что любовь – сама по себе сокровище, дающее огромную силу и вдохновение, если не сопровождается негативными и эгоистическими эмоциями, конечно. Я научилась хотя бы иногда быть ровно-душной, ибо равнодушие – это не пофигизм и не эгоизм, это покой и уверенность в своих силах. Ровная душа, ровные чувства, ровное ощущение себя. Оставалось только найти Дверь и открыть ее, ведь за ней меня ждет мое истинное, единственное Я.
Я стала искать ее безудержно, с маниакальным рвением. Мне не терпелось воссоединиться с собой, воплотиться в себе.
И несколько минут назад это случилось. Я шла по улице, слушала пение птиц, рассматривала солнечные зайчики на асфальте, вглядывалась в лица прохожих – многое было на них написано и многое сокрыто. Это почти головоломка – разгадывать чужие лица.
Моя любимая игра уже несколько месяцев. Как вдруг краем глаза увидела свое отражение в витрине, а рядом с ним Дверь. Я обернулась, не веря глазам своим, и на противоположной стороне улице действительно увидела ее: выцветшую, с коррозийным налетом и облупленной мутно-зеленой краской.
Не помня себя от надежды и радости, я перебежала улицу по зебре. И остановилась перед единственной преградой между мной и… мной. Хотела провернуть медную ручку, но сердце едва не выскочило от волнения на свет божий.
Вот и стою пред Дверью, вдыхаю-выдыхаю, стараясь успокоиться и взять себя в руки. Это самый волнительный момент существования – встреча с собой. Отдышавшись и успокоившись, понимаю: «Я готова». Берусь за ручку, поворачиваю, открываю…
За Дверью – обыкновенный старый хрущевский подъезд, со стенами, украшенными граффити и лестницей, укрытой скорлупками от семечек… и никакой пустоты, никакого Я…
Первая моя реакция – разочарование, вторая – разочарование, третья – ра-зо-чары-вание… Разочарование это когда спадают чары и ты видишь то, что есть, а иллюзии, к которым привыкла…
Это что – не та дверь? Или я просто зря искала ее все эти годы? И как мне теперь воплотиться в себе самой, стать такой, какой я была во сне?..
А потом неожиданно приходит понимание, и я начинаю смеяться… Я и есть Я, никакие двери не являются ни причиной, ни преградой. То Я, которое якобы должно было прятаться за этой дверью, уже давно во мне. Изначально во мне. Первое и единственное… И поиски Двери были всего лишь иллюзией, необходимой впрочем, чтобы воссоединению пришло время и оно произошло. И сейчас я чувствую умиротворение. У-мира-творение. Как у только что сотворенного мира, воплощенного и свершившегося…
Felicita
– Эту высотку, – говорю я своему другу Сашке, приехавшему в Киев всего на день, – построили тогда, когда я еще был маленьким. В школу ходил. Утром. А днем, вечером и утром выходных – тоже в школу, только в школу искусств. Занятой был… – мечтательно улыбаюсь. – Не то, что сейчас…
Сашка снисходительно смеется. Знает ведь, что даже эти два часа, которые мы собираемся праздно шататься по городу, мы планировали три месяца, то и дело срывая собственные планы неотложными делами: свадьбой Сашкиной сестры, рождением моего третьего племянника, подписанием контрактов – у друга моего в Польше, у меня – в Германии, и далее, далее, далее.
Мы проходим мимо Золотых ворот, оглушительно светит апрельское солнце, почки на деревьях еще не распустились, но уже хорошенько набухли, весна в самом разгаре и люди… люди словно бы встрепенулись после зимней спячки – почти у каждого взгляд, направленный вовнутрь, в себя – нежен, мечтателен, загадочен и радостен, как у ангела с картинки моей любимой детской книжки…или я просто давно не наблюдал прохожих, поэтому сужу неадекватно…
– Знаешь, пойдем кофе попьем, – Сашка, друг мой, не слишком разделяет мое настроение. А что ж…он не ходил этой дорогой двадцать раз на дню.
Но Сашка все равно – единственный, кому я скажу то, что вертится в данный момент на языке, но не прямо сейчас, а за чашкой кофе. Потому что как раз из того кафе, на которое он указывает ладонью, очень хорошо видна крыша той самой высотки, о которой пойдет речь. И еще потому, что у каждого из нас свои такие дороги – пройденные до последнего камешка, до легкой паутинки, в которую каждое утро врезаешься лбом – бедный паучок – до воробьиного треска, сопровождающего тебя всю дорогу до школы и обратно поздним вечером… такие дороги, которые можешь преодолевать… – даже не так… – пролетать!.. с закрытыми глазами, даже по каменной мостовой, на которой дребезжат автомобили…
– Кофе, так кофе, – жизнерадостно отзываюсь на Сашкино предложение. – Латте. Или капучино. Или экспрессо. А лучше так – экспрессо, а затем латте. Договоримся, что латте – это десерт, это такое специальное пирожное для взрослых, не эклеры же лопать. Да и где они – те эклеры?.. Эх…
– Брат, ты не на шутку взбаламученный какой-то, – смеется дружок, – но веришь, я с тобой согласен. Только сейчас, в одиннадцать тридцать четвертого числа весеннего месяца апреля и только здесь. Кстати где – здесь?