Улыбаюсь:

– На Ярославовом валу.

– О как! В общем, – заканчивает Саня, опускаясь на мягкий, созданный видимо не для уличных кафе, стул, типа «викторианского стиля», – здесь и сейчас я поверю всему чему угодно и со всем согласен! Пользуйся положением завоевателя, одна большая просьба – пыток к пленным не применять!

– Ладно, – пожимаю плечами, – не применять, так не применять, что ж я зверь какой?..

Едва я умастился на мягкое сидение и практически достал сигарету, как к нам подскочил бариста собственной персоной. Официантки, видимо, на Канарах. Мне приятно так думать.

Мы делаем, как и задумали, заказываем два американо и два латте. Баристо удивленно выгнув бровь размышляет что б такое нарисовать на пене – не сердечки же, хотя кто их (то есть – нас – двух очумелых от трудно приобретённой свободы путников мужеского пола) знает.

Так и уходит в размышлениях. Впрочем, кофе приносит, едва я успеваю сделать первую затяжку.

Сигарета, после долгого воздержания, действует на меня почти как наркотик, у меня кружится голова и расслабленность, приятная, терпкая, разливается по всему телу.

Сашка понимающе кивает. Мы хоть и в разных городах живем, а курить бросали одновременно. Одновременно открыли блоги, чтобы получать моральную поддержку в этом нелегком деле не только друг от друга, но и от товарищей по несчастью (скорее конечно – счастью – ну да ладно). Одновременно дали зарок, что первая сигарета будет только при нашей встрече. Такая обманка, чтоб не слишком тянуло и ведь сработала. Неважно… Протягиваю пустую пачку, с последней курительной палочкой другу – заслужил. Как и я. Молодцы.

В нос бьет аромат меленой корицы. Обоняние обострено, чувствуются такие запахи, которые не замечаешь в обычное время: запах клейкой смазки, в которой рождаются листики на деревьях, аромат свежеиспеченного хлеба из КХБК № 1, хотя он ой как далеко от Золотых ворот, запах горячих сливок для нашего латте, и еще – мокрого асфальта, потому что рано утром прошел дождь, и, как ни странно, солнца. Я не знал, что солнце – пахнет. И еще парфюмы барышни за соседним столиком – омерзительно едкие… И сигаретный дым, вопреки мечте вновь почувствовать его вредоносный аромат – воняет уже, а не пахнет.

Разочарованный, гашу мерзкую, пакостную бяку и счастливо улыбаюсь:

– Что и требовалось доказать – гадость редкостная!

Сашка делает тоже самое и мы дружно смеемся.

Баристо приносит латте, он не стал на нем рисовать. Так и не решил что, наверное. Сердечки – вроде как намек, смайлики – все больше для юношей и девушек, листики – тридцатипятилетним мужикам – не комильфо, хотя в моей чашке белая пена образовывает нечто, похожее на символ солнцеворота, а в Сашкиной, как я вижу – ветер в пустыне… Может так и задумано?..

– Видишь, высотку? – возвращаюсь я к тому, что хотел рассказать, пока не отвлекся.

– Да, – Сашка поворачивает голову, благо мы на улице, не внутри стеклянной будки, пусть и супер-пупер утрамбованой, обзор как на площади. – Эта? С рестораном на крыше? Кстати, почему мы не там? Офигительно было бы пить кофе и посмотреть на центр города с высоты двадцатого этажа! Практически с высоты птичьего полета.

– Согласен, но понимаешь, не обижайся – я замялся, пытаясь найти слова, чтобы выразить невыразимое, – я не хочу лишать себя красочных сновидений. Как раз об этом хотел тебе рассказать.

– Ааа… – заинтересовано выдыхает Сашка, выпивает американо одним глотком (че там пить-то, всегда удивляюсь)и принимается за латте. – Ну рассказывай тогда. Весь обращаюсь в слух.

Я представил огромное ухо, держащее в миниатюрной руке чашечку латте и расхохотался. Сашка непонимающе уставился на меня, но у дураков ведь мысли сходятся, так уж сложилось исторически, и тоже разразился громким смехом, едва не выплеснув напиток – так руки тряслись.

– Ладно, время – вода, – я внезапно успокаиваюсь. – Эта история специально для одной чашечки латте. И специально для писателя.

Есть такие истории. Они короткие, в них белая пена мечтательности, сладость воспоминаний и горечь невозможности вернуться, пережить все заново. Поэтому… чего тянуть… вот тебе моя история.

– Я ходил мимо этой высотки каждый день, я тебе говорил уже. Минимум четыре раза. В школу, домой обедать, в школу искусств и обратно вечером. Дом этот только построили, а ресторан на крыше – только открыли. Когда бы я ни проходил мимо этого здания – как видишь, ничего особенного, кроме, как сейчас говорят, «пентхауса» с плетеными столиками – оттуда, сверху, всегда доносились итальянские песни. Помнишь? Андриане Челентано, Аль Бано и Рамина Пауер, Тото Кутунье…