— Хоть что-нибудь! — взмолилась Наталья Александровна, — я здесь уже извелась. Ника бездельничает, пропускает школу. На весь город две пошивочные мастерские, заказов на шляпы нет…

— Значит, едем?

— Едем, хоть к черту на кулички!

Вечером погрузили вещи на выделенный с работы грузовичок, простились, с Зоей Павловной и тронулись в направлении, указанном Натальей Александровной.

На место прибыли затемно. Во дворе одинокая лампочка под жестяной тарелкой озаряла небольшое пространство, и невысокий, как показалось Наталье Александровне, сколоченный из темных досок двухэтажный дом. Груженые чемоданами, они вошли в подъезд и поднялись по скрипучей деревянной лестнице.

На втором этаже, не запертая, с коротким скрипом отворилась дверь, обнаружился узкий коридор. Откуда-то сбоку выскочила молодая дама с обесцвеченными кудряшками шестимесячной завивки на голове, в бумазейном халате и почему-то в валенках.

— А-а, приехали, — вместо «здрасьте», сказала она, — вон слева ваша комната. Сюда напротив — кухня. Располагайтесь.

С этими словами она исчезла в глубине коридора, а у Натальи Александровны сжалось сердце. Сергей Николаевич не предупредил, или сам не знал, что жилье они будут с кем-то делить.

Комната оказалась просторной, чисто выбеленной. Потолок, правда, был низкий, но этот незначительный недостаток компенсировался наличием кое-какой мебели. Не надо было ломать голову и кидаться на поиски кроватей, столов, а тумбочки наличествовали даже в двух экземплярах. Правда, у одной была сломана дверца, она сиротливо висела на одной петле.

Пол был усыпан бумажками, в углу прежние жильцы оставили кучу окурков и обгорелых спичек. Наталья Александровна вздохнула, сняла пальто, повесила его на спинку кровати и обернулась в поисках веника.

Веник обнаружился в коридоре. Во время уборки Наталья Александровна обратила внимание на температуру в квартире. Холодно не было, однако, по ногам откуда-то нещадно дуло.

Чай пили на кухне. Несмотря на поздний час, материализовались соседи. Муся и Вова Назарук. Состоялось знакомство, а раздел территории отложили на потом, когда все утрясется. Но на необходимость иметь свой веник Наталье Александровне намекнули сразу, хотя в данном случае отсутствие такового было объяснимо и простительно.

Итак, встреча состоялась, стороны разошлись по своим комнатам. Наталья Александровна постелила на стол скатерть и задумчиво сказала:

— Кажется, эти Муся и Вова дадут нам прикурить.

Сергей Николаевич не ответил.

— Знаешь, — продолжала Наталья Александровна, — это тридцать третий переезд в моей жизни.

— Брось, не может быть.

— Честное слово, я посчитала. Смотри. Родилась в Одессе, так? Потом жили в Финляндии. Переехали в Ярославль. Началась революция — побежали. Анапа, Новороссийск, Константинополь. Потом Антигона. С Антигоны обратно в Константинополь. Потом Марсель, Париж. В Париже первые два отеля, монастырь, затем Вилла Сомейе. Потом четыре отеля и, наконец, мамина квартира на Жан-Жорес. Ты считаешь?

— Считаю, двенадцать.

— Поехали дальше. Вышла замуж за Борю. Сначала была квартира, потом отель. Развелась, снова стала жить у мамы и Саши. С тобой мы жили на первых порах в отеле, потом у мамы. Дважды в Казачьем доме. После попали на Лурмель к матери Марии. Оттуда сбежали в Мезон Лаффит к Трено, не к ночи будь помянут. От него вернулись на Лурмель. В конце войны переехали на мансарду. Потом Россия: Гродно, Брянск. В Брянске сначала общежитие, потом квартира. В Крыму жили с Сонечкой и Панкратом, после переехали в старый дом, оттуда — на электростанцию. Гостиницу в Лисичанске можно не считать. Теперь вот, — Наталья Александровна обвела комнату рукой, — итого? Сколько?

— Да ну тебя в болото, Наташка, я сбился. Давай спать.

Но она не тронулась с места. Стояла лицом к слепому окну.

— Ты думаешь, это все? Причал?

— Гм, — вскинул бровь Сергей Николаевич.

— Вот то-то и оно, — вздохнула Наталья Александровна и повторила, — то-то и оно.

На другой день было воскресенье. Наталья Александровна проснулась рано. Полежала немного с закрытыми глазами. Не спалось. Тогда она встала и потихоньку оделась. Подошла к окну и отодвинула угол простыни, прикрепленной вчера наспех на двух гвоздиках. Пейзаж за окном поразил ее.

— Боже мой, — прошептала она, — что это?

Внизу, метрах в десяти параллельно дому шла неширокая проезжая дорога в колдобинах со стоячими лужами. В лужах отражалось низкое, затянутое тучами небо. Лохматые, быстро плывущие, они грозили затяжными дождями. Но не это изумило и повергло ее в состояние, близкое к столбняку.

Вдоль дороги в одну и другую сторону бесконечно тянулся высоченный, вровень с крышей их дома, глухой дощатый забор. Даже с высоты второго этажа заглянуть и увидеть, что там, внутри, не было никакой возможности.