Нынче это обычная рабочая повседневка, а вот в те времена... В эпоху развитого социализма "штатовские" джинсы являлись предметом необычайно важным для советского народа, представляя собой подлинно вымпел достоинства личности. Этот практичный продукт могучая держава почему-то не производила и не импортировала, потому приходилось изыскивать. "Доставали" по старинной методе посредством череды знакомых, выходя конечным звеном на подпольных коммерсантов, так называемых "фарцовщиков". Частенько копили годами, скряжили, во всем себе отказывая, платили рубли недоступные многим, но приобретая тем самым желанный наружный браслет, путевку под фирменным знаковым "лэйблом" в возвышенный избранный круг, где не было места в советских матерчатых "простеньких нашенских штониках".

* * *

"Мерседес", коттедж, мобильник...Самолет, дворец, вилла на Канарах.

Атрибутика счастья сегодня иная, а вот формула... Будем иными, будет и формула, вот только поверить в это, пожалуй, еще труднее, чем в эпоху развитого социализма.

3

Смех и слезы

Витька также вечерком иногда забегал в беседку, чтобы хоть чуть-чуть "отдохнуть от науки".

– - Маэстро ваш! -- заметил он однажды. -- Как нет его, вроде, одна компания. А едва появился в беседке, присел в уголок, так сразу он и все остальные.

Витька отнюдь не случайно именно так выразился: маэстро ваш. Не для него, не для Витьки теперь были танцы. Вера -- душа любого дела; поверив, пускай на паутинке надежды вначале, он и в ДК теперь появлялся лишь изредка.

Есть такой оригинальный жанр театрального искусства, спектакль-монолог. Там один актер и целый зал зрителей; теперь же порой Игнат наблюдал нечто совершенно противоположное. Будто масса великих актеров вокруг непридумно творила свой новый вечерний аншлажный спектакль, а из уголка неотрывно, тоскливо взирал на него лишь единственный зритель.

– - Балдеем? -- даже воскликнул однажды в сердцах Витька. -- И я вот тоже балдею!

В ответ Игнат не смог удержаться, чтобы не припомнить другу его недавнюю присказку:

– - Ну, так и в школу ходил побалдеть.

– - Смейся, смейся! -- закивал головой в ответ тотчас Витька выразительно с особым прищуром, хоть Игнат и не думал смеяться.

Он лишь улыбнулся невольно и чуть заметно. Рядом, его рука на плечике, приютилась, поглядывая, такая миловидная в синеватом полумраке зала, смуглая Юлька.

– - Погодите, голуби! -- глядя с тоской на обоих, выговорил Витька уже как бы мстительно. -- Подождите, и самим-то годок остался. Посмотрю я тогда.

– - Х-ха, точь-точь, как классуха наша! -- теперь и впрямь от души рассмеялся Игнат. -- Тоже погодите годок, да подождите...

– - Вот и слушай.

– - Что ж сам-то не слушал?

С какой-то несвойственной ему грустновато-усталой улыбкой Витька только кивал головой в ответ.

– - Зато, наверно, давно на память все выучил? -- вдруг стрельнула ему в лицо карими глазками Юлька.

В ответ Витька мотнул головой как-то и вовсе отчаянно:

– - На память, х-ха, ну ты и скажешь! На па-а-мять... Триндец получается, братцы, мучишь-мучишь науку эту, а толку...

Витька вздохнул тяжко, а далее говорил с передышкой, словно выгружая едва неуклюжие рваные фразы:

– - Эх, экзамены, аудитория, билет на засыпку в подарочек.... Коль не наелся, видать, так не налижешься досыта, такая вот видится сказка вдали.... Эх, как поступить, как поступить... Одна лишь надежда моя, на удачу.

Витька снова выдохнул тяжко; тоскливо, потерянно глянул вокруг. А вокруг!

Вновь синеватые сумерки танцевального зала, казалось, уже не могли вместить-втиснуть еще больше народа. У задней стены располагалась эстрада и музыканты, слева плотными кружками расположились парни; девчата в рядок напротив. В уголках и возле окон приютились парочки.

– - Танец взаимного приглашения! -- снова кричит улыбчиво на весь зал Антон, и снова так трепетно возносит душу его любимая:

За рекой калина красная,

Налитая соком,

Обожгла ты руки белые

Золотой осокой...

Сладостной грустью манит переливчатый звон серебристых аккордов. Кружат пары. Мельтешат вперемешку искрометные пестрые блики, переливистая пышная феерия! --так близко она, рядышком... И так далеко бесконечно.

В золотой осоке прячутся

И дожди, и солнце,

Ой, кому-то нынче плачется,