Вот только сочинение. Не очень-то получалось у Витьки гладко расписать свои мысли на листке бумаги, а ведь были еще и ошибки. С диктантами у него всегда были большие проблемы.

И все-таки, все-таки.

А если вот так представить. Одно сочинение.

– - Можно сражаться, можно! -- убеждал Игнат. -- Целый месяц у тебя на кону, тридцать дней. И ночей на добавку прихватишь, коли мало покажется.

2

Джинсовые зубы

Вначале июля поселковая молодежь "кавалерского" возраста разделилась на две совершенно разные группы: абитуриенты и все остальные. Первые засели яростно за учебники и на некоторое время, словно исчезли из поселка, зато понаехали отпускники и студенты на каникулы. А тут еще приехал Антон, и начались его легендарные танцевальные вечера, которые на два коротеньких летних месяца вернули те недавние времена, когда кипела-бурлила жизнь в их рабочем поселке.

Как азартный игрок во время игры, так и Антон, казалось, забывал обо всем на свете, как только брал в руки свою серебристую шестиструнку-гитару. И как выдерживал он, на вид "мальчуган остроплечий" такие марафонские концерты -- в августе почти ежедневные и до рассвета?

– - Шеф, пять капель! -- словно в помощь предлагали ему порой коллеги-музыканты. -- А?.. для допинга.

– - Не-а, мальцы, я за честный спорт! -- только улыбался он в ответ.

И через мгновение снова кричал, наморщив лоб, но уже серьезно:

– - Пашка, ми-септ! Ми-септ, подсекаешь?.. Тогда поехали заново.

И вот что еще удивляло некоторых:

– - Интересный он товарищ, приятель ваш! -- говорила однажды Юля. -- С вечера до утра теперь танцы, с вечера до утра он теперь там. А ты видел когда-нибудь, чтобы он сам танцевал? Хоть раз, а?.. хоть разик?

Она говорила и спрашивала так, будто этот совершенно незначительный для Игната вопрос не раз и с живым интересом обсуждался среди девичьей половины поселка.

– - Был бы сам ни то, ни сё, а то ведь симпатичный парень, многие скажут! -- прибавила она.

Прежде Игнат как-то не обращал внимания. Но теперь, напрягши память, он и действительно уверился, что ни разу не видел Антона танцующим.

– - Он же с ансамблем все время. С ансамблем своим всегда, когда ему? -- попытался он объяснить, но не совсем уверенно.

– - А другие музыканты? -- лишь отмахнулась на это с усмешкой тоненькой ручкой Юля. -- Эти ведь еще как поспевают!

– - Ну вот, ты и скажешь! Так что, если музыкант, так обязательно за всеми поспеть нужно? Так выходит по-твоему? А может дама сердца у человека где-нибудь в городе или...

– - Но ведь не до такой же степени. И чтобы даже на танец не пригласить!

И Юлька недоумевала по-прежнему, словно негодуя даже.

"Ну да, сначала пригласи, потом заговори, а потом... И так далее, и само собой разумеется, -- только усмехнулся внутренне на ее слова Игнат. -- И сам не заметишь, как ягодкой скатится".

Однако вслух он ничего не сказал.

– - Тут загадка какая-то, -- дивилась не раз его подружка и впоследствии. -- Спросил бы как-нибудь.

Спросил бы!

Как спросить, сходу такие вопросы не задают. Лишь несколько раз говорил Игнат с Антоном, и разговоры эти очень скоро сходили в одно, превращаясь в монолог непрерывный на одну и ту же тему: "Соло, бас, бюстер, битлы, роллинги..."

Юля назвала Антона "приятель ваш", да только вряд ли это было так. Между ним и посельчанами всегда была та неодолимая дистанция, вследствие которой здесь никто так и не смог назвать его ни своим другом, ни даже приятелем.

В одном из двух сквериков, что на центральной площади была небольшая дощатая беседка. Вечерами в те дни, когда в ДК не было танцев, там собирались парни в тесный приятельский кружок. Приходил и Антон, и словно сам центр разговорного ряда вскоре перемещался именно в тот уголок, куда присаживался сходу "маэстро".

В беседке часто и допоздна травили анекдоты. У Антона они были весьма своеобразными, с некоей особой интеллигентской спецификой. Поведал о них немало, однако запомнился почему-то Игнату единственный, вот этот:

"Прибегает грузин к стоматологу.

– - Да-арагой, зубы нада! Срочна!

– - И что, командир, ставить будем? Железо, пластмассу, золото?

– - Паслушай, да-арагой, какой жэлеза, какой золата? Что я -- бе-эдный?.. Став джинсовые!"

Во все времена и на всех наших просторах были и есть некоторые особые предметы, непременные атрибуты поначалу элитной, а затем вдогонку за ней и обычной массовой публики. В эпоху развитого социализма в роли такой вот конкретной атрибутики простого человеческого счастья выступал известный триумвират "квартира-машина-дача", а также фирменные "штатовские" джинсы.