Штауфен, так же, как и магистр, спал плохо. Его мучили кошмары и боли в спине от долгой езды верхом.

На рассвете с первым звуком колокола крепостной церкви Фридриха разбудил слуга, и они, пройдя через систему запутанных коридоров и лестниц, стали спускаться в подземелье. Провожатый вел короля мимо просторных залов, в которых монахи, старательно высунув языки, рисовали и переписывали с хрупких старых пергаментов тексты на какую-то белую ткань продолговатой правильной формы.

«Бумага», - догадался король.

Уже заполненные буквами, ровно разрезанные стопки раскладывались на столах. Рядом из телячьих, толстой выделки гладких кож вырезались листы, на которых другие монахи тоже что-то писали, предварительно поработав тонкими ножами над квадратной ровной поверхностью. Всё это сшивалось вместе грубыми льняными нитями в единое целое. Фридрих никогда не видел, как делаются книги, хотя у него на полках уже стояли эти редкие и дорогие ручной работы фолианты, привезённые им из Венеции. В одной из больших комнат с открытой дверью сидели служители ордена и занимались сложными подсчётами, постоянно сверяясь с глиняными табличками. Тамплиеры старательно переписывали полученные от должников суммы в пергаментные свитки.

Время от времени слышался стук круглых костяных шариков, заключённых в деревянные рамки и надетых на тонкую медную проволоку.

Едкий смрад кож смешивался с приятным запахом трав. Откуда-то сбоку доносился звон металла, бульканье и звуки, похожие на те, с которыми зерно или корешки растений перетираются в каменных чашах или в жерновах мельниц.

Наконец, у стены в одном из тупиков монах незаметно нажал на тайный рычаг. Фридрих удивлённо наблюдал за тем, как из тщательно подогнанных камней с тихим шелестом хорошо смазанных петель выдвинулся кусок гранитной кладки, повернулся вокруг своей оси и открыл нишу. Монах сделал приглашающий жест рукой, и Фридрих вошёл в просторный кабинет с низкими потолками. Комната освещалась двумя факелами, закреплёнными на стенах. Несколько масляных светильников давали более яркое пламя и освещали центр кабинета. Возле стола, на котором стоял небольшой сундук, Фридриха ждал Великий Магистр. Рука храмовника покоилась на крышке шкатулки, усыпанной цветными камешками и узелками серебряного плетения. Слуга отступил в глубину коридора, и стена так же тихо снова вернулась на свое место.

Храмовник поманил Фридриха двумя пальцами и откинул крышку сундучка. Тихо ступая по гулким каменным плитам, король подошёл ближе и заглянул внутрь.

На развёрнутом сером холсте, тускло блестя изящными гранями, лежал наконечник. Такого рода стальных копий Фридриху не доводилось видеть никогда.

Через час Магистр и король расстались, довольные друг другом.

Фридрих в седельной сумке увозил с собой реликвию. А тамплиер перебирал пергаменты с записанными в них тайными обязательствами короля перед орденом, на которых стояла большая печать Гогенштауфенов. Рядом лежал ещё один, с утраченными кончиками по краям, старинный папирусный свиток, стянутый кольцом с изображением гексаграммы - шестиконечной звезды Давида.

Магистр улыбался, поглаживая пальцами текст заклинаний нафталитов, так и не отданный честолюбивому Штауфену.

Новый крестовый поход начался в 1228 году. В Святой земле Фридрих восстановил укрепления Яффы и в феврале 1229 года заключил договор с египетским султаном Аль-Камилем. В марте король вступил в Иерусалим, а в мае отплыл из Святой земли. Фридрих достиг цели не войной, а дипломатией: ему удалось договориться с мусульманами, они без боя отдали ему Иерусалим. Подробностей соглашений не знал никто, но в 1229 году христианам отдали также Вифлеем и Назарет. В Храме Гроба Господня Фидрих возложил на свою голову корону короля Иерусалимского.

Правление Фридриха — период самого ожесточенного столкновения между папством и империей. Это время ознаменовалось ренессансом крестоносного движения на Востоке. Стремление императора подчинить своей власти весь Аппенинский полуостров, опираясь на Сицилийское королевство, привело к длительной борьбе с городами Северной и Средней Италии, а также с папами Григорием IX и Иннокентием IV. Фридрих неоднократно подвергался отлучению от Церкви и проклятиям, что, впрочем, его волновало меньше всего. Враги Фридриха называли Штауфена антихристом. Сам император верил в свое высшее предназначение, считая себя новым Константином Великим, преемником царя Давида, наместником Бога и повелителем мира. Все военные походы и дипломатические войны короля заканчивались его полной победой.

Согласно многочисленным легендам, Фридрих не умер в 1250 году, а скрылся, чтобы когда-нибудь в будущем появиться перед своими подданными вновь, восстановить своё право на трон империи, реформировать церковь, установить царство всеобщего мира и благоденствия.

«Святой дух, ведущий нас к Святому Воскрешению! Дай нам силы противостоять кресту, на котором распята плоть твоя! Прости грешникам, поднявшим меч на овец твоих! Не ведают, что творят, ослепшие и заблудшие попечением Князя мира сего [92] . Прости данайцам, этим лжепастырям, приносящим под хламидами сутан факелы для костров, сжигающих не рабов твоих, а сыновей и дочерей, мужчин и женщин добрых. Обесславь их нашествие перед престолом твоим, как обесславишь зелёный цвет знамён нечестивых агарян в Палестинах. И пусть обернутся кресты, нашитые на плащи обезумевшего в своей жестокости воинства франков, указающим перстом для судей Вышних».

Бертран Отье [93] , перебирая свитки со старыми текстами проповедей, произнесённых когда-то альбигойскими епископами на публичных теологических дебатах с легатами Иннокентия III [94] , молился и готовился к встрече с необычным гостем.

«В иные, лучшие для Окситании [95] времена, ни один «христополитанин» [96] не стал бы встречаться с человеком, верующим в истинное распятие Иисуса. Но жестокий век диктует свои правила. Противостояние с Ватиканом зашло слишком далеко и поставило «добрых людей» на грань, за которой уже нет выбора. Либо смириться, как граф Тулузы Раймон, и принять покаяние, дав провести себя обнажённым на верёвке под ударами розог, распластаться в виде креста перед погрязшей в пороках псевдоапостольской католической церковью и признать власть папы - либо отправиться на костёр инквизиции. Остальным несчастным мирянам в Тулузе, Каркассоне, Альби, Безье, давно переметнувшимся к цистерцианцам под воздействием проповедей аббата Клерво и посланцев Ватикана Пьера де Кастельно и Доминика Гусмана, придётся забыть о традициях древнеримского права, о свободе веры, терпимости, о молитвах по канонам богомилов. Они теперь – новообращённые католики, подданные короля Франции, и присягнули ему в верности на орудии пытки Христа».
– Так думал катарский священник, пробуждая в памяти трагедию альбигойских войн в Лангедоке, поминая жертв, сожжённых руками инквизиции и убитых Симоном де Монфором по приказу Людовика VIII [97] во славу Иисуса.