Наконец за дверью, ведущей в покои императора, послышались шаги. Два высоченных гвардейца почти одновременно взялись за бронзовые ручки и с первым хлопком чьих-то ладоней отворили белые в золоте инкрустаций створки.

Первым вошёл камерарий императора – седой высокий человек средних лет.

– Карл VI!
– торжественно и громко объявил он и отошёл в сторону, как будто считая, что одного имени без длинного перечисления титулов достаточно для представления своего короля узкому кругу придворных.

Карл вошёл, потирая руками покрасневшее от конной прогулки лицо.

– Дорогой Мерон! Я почти забыл, что вы ещё существуете на белом свете! Долго же вы ездили. Если все так медленно будут выполнять поручения своего императора - к чему мы, в конце концов, придём?

Увидев вытянувшиеся в узкую линию обиженные губы офицера, Карл искренне рассмеялся:

– Ну-ну, mein teuerer [136] Жильбер! Шучу, не обижайтесь. Я уже побывал в зале, где разбирают трофеи, привезённые вами из Сицилии. Честно говоря, кроме нескольких картин, золотых и серебряных кубков, забавных образцов старинного оружия, десятка ваз в золотых окладах - всё остальное не впечатляет. В Испании и Чехии наши трофеи были куда ценнее.

«Не удивительно, - подумал Мерон, - в вопросах конфискаций того, что плохо лежит, делах престолонаследия и бесконечного расширения дворца Хофбург тебе нет равных».

Император вдруг чихнул, не успев выхватить из обшлага мундира кружевной белый платок.

– Старые пыльные свитки вызвали у меня сенную лихорадку и насморк. Вот видите, мой друг! – Карл сморщился, быстро поднёс ко рту кусочек тонкой материи и вытер крючковатый нос.
– Как вам показался после долгого отсутствия мой Хофбург?

– Впечатляет! – коротко и веско произнёс Жильбер.

Офицер уже заметил, что грандиозные планы императора по расширению дворца, строительству манежа и новой библиотеки уже приобрели материальное воплощение в виде стен из жёлтого с коричневыми прожилками туфа. Полным ходом шла облицовка новых грандиозных строений матовым голубоватым гранитом. Фризы и архитравы [137] уже блестели великолепным, украшенным резным рельефом мрамором. Уложенные в огромные ящики скульптурные композиции и статуи ждали своего часа, чтобы занять отведённые им места в многочисленных нишах великолепных построек. Надо отдать должное архитекторам Карла: новые здания абсолютно не портили и без того уникальный облик дворца. Единым целым смотрелись и готическая капелла XV века, и Леопольдово крыло с парадными залами, и Швейцарские ворота Фердинанда, не говоря уже о конюшнях Максимилиана.

– Я надеялся на более обстоятельный ответ. Ах, эти военные! Не могут даже сделать приятное своему императору пустым комплиментом.

«Всё в традициях Габсбургов, – подумал Мерон. – Конюшни соседствуют с книгохранилищем». Но вслух сказал: - Извините, мой король, мой вкус не может сравниться с Вашим.

Карл, не замечая иронии в словах своего офицера, продолжал:

– Тем не менее, отдаю вам должное. Архивариусы высказали мне упрёк, что я ничего не понимаю в итальянско-сицилийском искусстве и что вы проявили похвальную эрудицию в таких тонких материях, как венецианское стекло, арабская керамика, тосканское серебро, мусульманские кривые мечи и, самое главное, - Карл сделал паузу, как бы придавая особый смысл своим словам и добавил: - моя библиотека пополнилась старинными книгами, редкими фолиантами, принадлежавшими самому королю Фридриху. А это – замечательно!

– Представляете Мерон, – сменил вдруг тему разговора Карл.
– Мои каменщики обнаружили на днях, что мой сицилийский дворец стоит на месте старого безымянного замка и построен задолго до графов Габсбургов, моих предков. Не странно ли?

Мерона не удивила такая смена беседы. Он уже успел хорошо изучить императора. Тот был достаточно умён, чтобы скрывать свою прямолинейность под внешним высокомерием, чопорностью, а иногда и легкомыслием. Все его действия строились на достаточной осмотрительности, прозорливости и тонком расчёте.

Но, обладая больше гуманным, чем авторитарным складом характера, Габсбург часто терпел неудачи там, где это было бы просто невозможным, прояви он чуть больше хитрости и воли. Порой ему не хватало твёрдости, зато жестокость проявлялась время от времени в диких необъяснимых выходках. Однако самая большая неудача императора состояла в том, что он не имел сыновей для прямого наследования трона и скипетра Империи. Тем не менее Карл продолжал с маниакальным упорством расширять свои огромные владения в Европе за счёт соседей в многочисленных, но не всегда удачных войнах.

Мерон знал, что целый штат судейских, бальи и знатоков права престолонаследования днями и ночами корпят над документами в архивах королевских библиотек, чтобы у Карла была возможность на законных основаниях осуществить передачу власти в пределах династии по женской линии. Он вёл активную дипломатическую переписку с вассальными ему государствами, добиваясь гарантий к сохранению короны Габсбургов для своей дочери Марии Терезии.

Размышления своего офицера громким восклицанием снова прервал император.