–  Между прочим, - заговорил Чижиков, внимательно разглядывая дом Яна, - предполагается, что мы заночуем в этой халупе?

–  Думаю, нет, - ответила Ника.
– Скорее всего, хозяин позволит нам прикорнуть где-нибудь у стенки во дворе, так что нам понадобятся одеяла.

–  Вряд ли у простого человека есть в хозяйстве одеяла, - сообщил Сумкин.
– Если это действительно Китай третьего века до нашей эры. В лучшем случае - ветошь тряпичная, а то и просто солома. Солома, кстати, если к ней как следует приглядеться - весьма преизрядная штука, так что…

Великий китаевед осторожно, двумя пальцами, поднял с лопуха пластинку мяса и поднес к носу. Рядом с ним давно уже вертелся Шпунтик: коту все было интересно - и очаг, и лопух, и кувшинчик. Сумкин брезгливо разжал пальцы, и мясом тут же завладел кот.

–  Кстати, Федор Михайлович!
– Чижиков почесал в затылке.
– Скажи-ка мне, а что это наш хозяин при виде Шпунтика так возбудился?

–  Ты, старик, невежествен и не знаешь, что китайцы кошку узнали и одомашнили гораздо позднее, - ответил Сумкин, детально исследуя прислоненный к стене деревянный плуг.
– Кошки попали сюда, если не ошибаюсь, из Индии и века на два-три позднее. Еще наш учитель Конфуций в часы творческого досуга сетовал: «Шао мао», то есть «Мало кошек». Тянулся Конфуций к кошкам, чисто инстинктивно, но никак не мог получить полного удовольствия от поглаживания и почесывания в виду отсутствия у него собственной чудесной зверюшки. Трагедия, если задуматься, старик… Так что для нашего шустрого хозяина Шпунтик - редкость редкая, которой он в жизни своей видеть не видел. Немудрено, что товарищ обалдел и умчался с криками.

–  А что он там про благовещего зверя кричал?

–  Так вон зверь-то, - указал пальцем Сумкин, - мясо древнекитайское исследует. Шпунтик называется. Он и есть благовещий до крайности. Таких тут никто не видал отродясь, а сегодня - раз, и на тебе, получите-распишитесь: сидит на стене зверь невиданный и хвостом помахивает. Ясно же, что сидит не просто так, а с умыслом - явился выказать волю Неба, знаменовать грядущие великие перемены и тому подобные вещи. Какой нынче год на дворе, говорите? Двести десятый? И чего вы хотели? Вскоре империя Цинь прикажет долго жить, в Поднебесной начнется смута, и спустя несколько лет на обломках самовластья поднимется новая династия - Хань, которая будет править долго и поначалу счастливо. Так что Шпунтик явился очень к месту. Нет, я поверить не могу! Неужели мы и правда в гостях у Цинь Ши-хуана?! Старик Килэки, ты понимаешь, что это значит?! Нет, ты вообще понимаешь?

–  Тихо!
– поднесла к губам пальчик Ника.
– Кажется, сюда кто-то идет.

Лю Бан увидел пламя очага, а рядом любопытную троицу. Один высокий, второй пониже, с какой-то странной блестящей штукой на носу, сразу видно, что северный варвар, третья - молодая девица. Одеты, вроде, как обычные простолюдины, ничем не выделяются. Хотя их ограбили, однако, видно, не до конца - недалеко от очага два свертка холщовых лежат, веревками перетянутые, небольшие такие, да дорожная сума. Видно - все, что осталось от торгового имущества, что спасти удалось.

И все же было в этих троих нечто такое… Лю Бан не мог сразу определить, что именно. Настораживающее? Скорее, неправильное. Хотя бы потому, что при появлении чиновника, хоть и без сопровождающих, но все же в официальном платье и в шапке, кланялись они не очень уверенно, не как надо: сначала девица, а уж потом, быстро взглянув на нее, с заминкой, и остальные двое.

Лю Бан ничего по первости не сказал, лишь шагнул через порог, поклоны принял и ответил сообразно положению - рукой слегка повел: вставайте, мол, нечего тут. И с любопытством завертел головою: где зверь благовещий?

Ян Гэ тоже суетился - шею вытягивал, шарил по сторонам глазами, на гостей своих внимания нисколько не обращая, ибо не ради них, убогих, звал в дом самого смотрителя, а ради зверя мао, чудесным образом явившегося в его дворе.

И тут…

Лю Бан вздрогнул: все правда!

Вот и он - благовещий зверь! Глаза как угли - горят- переливаются, о четырех ногах, сам весь сплошь волосатый, уши треугольником, как рога - торчком стоят, к небесам устремились, хвост по земле туда-сюда, так и бьет грозно. Видно сразу: недоволен зверь мао, как приняли его приход, сердится зверь и на Ян Гэ, и на самого смотрителя.

Что делать, что?! Мысли лихорадочно забегали, Лю Бан аж вспотел - и уж потом поспешно колена преклонил, в сторону благовещего животного стал поклоны бить, дабы не прогневалось еще больше и не навлекло на смотрителя, да и на весь Сышуй, беды неисчислимые, не говоря уж о Поднебесной.

–  Чего это он?
– шепнул Чижиков Сумкину, видя, как новопришедший усердно кланяется Шпунтику, не щадя ни халата своего, явно недешевого, ни шапки.
– С ума сошел? А, Федор Михайлович?

–  Говорю тебе, старик, он кота никогда прежде не видел, - едва слышно пояснил Сумкин.
– Это местный бонза, вишь, халат на нем какой официальный да шапка пирожком, именно за ним наш дорогой хозяин и бегал галопом. Все, сейчас начнется процесс поклонения. Ой, расколют нас, как пить дать расколют! Какие мы, к свиньям собачьим, уйгуры.

–  Слушай, - Котя почувствовал себя крайне неловко.
– А давай ему скажем, что это просто кот. А то ерунда какая-то получается. Неудобно.

–  Да ты что!
– зашипел Сумкин.
– Если мы уж в древнем Китае оказались, а приходится, кажется, это признать, то нам тут любое преимущество пригодится. За версту же вид но: никакие мы не местные, нас хватать надо да в острог, палок выписать, а уж там мы и сами во всем признаемся - что шпионы северных варваров, что злоумышляем против императора, что скрытые конфуцианцы и далее по списку. Ты удивишься, старик, как тут все просто и какое тут плевое отношение к человеческой жизни. И никаких адвокатов! Нет, теперь нам надо изо всех сил в друганы к Шпунтику набиваться. Теперь он главный, а мы как бы при нем…