– Жорж, видимо, ощущает присутствие в себе финансового гения, - сказал Леонард с вполне серьезным видом.

Эста рассмеялась, как шутке. Но Жорж воспринял слова собеседника всерьез, поскольку в самом деле уповал проявить великие таланты на поприще, избранном им.

– Да, у меня бывали случаи, когда я, как по наитию, предпринимал шаги, взметнувшие меня на много ступеней, - проронил он, лишь делая вид, что рассматривает картины.

– Куда же эти ступени ведут?
– спросил Леонард.

– Известно, куда. К богатству и власти.

– Тсс!
– Эста рассмеялась, как всегда она смеялась, когда Жорж заговаривал о своих далеко идущих планах и целях. Она ничего не имела против них, только полагала, что есть вещи, о которых не говорят вслух и даже не всегда признаются себе: совестно как-то, стыдно или просто самонадеянно. В богатстве и власти нет правды, поскольку под ними нищета и смерть. Стремиться нужно, наверное, к чему-то другому.

– Да, да, - с грустью проговорил Леонард, - взять и убить старуху-процентщицу и еще, кто подвернется, и не раскаяться и не попасться. Вот и все.

– Сударь! Не по адресу. Упомянутый вариант как раз для бедных студентов, которые, однако же, хотят решать непременно мировые вопросы, умирая с голоду.

Пока молодые люди, от отходя друг от друга, то снова сходясь, перебрасывались тирадами, Эста, поднимая голову, остановилась у дальней стены, где высоко, почти у потолка, висело полотно, пламенеющее облаками на заре и сверкающее то ли грудой драгоценных камней, то ли живыми цветами, и там сидел юноша с обнаженными плечами, с темно-голубым покрывалом на коленях, на которых сомкнулись могучие руки. В повороте головы и во взоре - великая грусть, пронзающая и твою душу. Чуждый и вместе с тем до боли знакомый образ, точно художник писал его с Леонарда! Сходство было даже не чисто внешнее, а внутреннее. Тревога охватила Эсту. Недаром, наверное, он играет Эрота, демона, по Платону. Словно он сошел с картины, явление которого предугадал гениальный художник. Искусство и жизнь слились некогда в мифе, а теперь вновь в усилиях художников, артистов, архитекторов, да и всех, кто стремится к красоте. В том, говорят, знамение времени, и Эста дорожила своей причастностью к новым веяниям в русской жизни.

Выбравшись на улицу, - осень звала за город, - взяли извозчика, чтобы завершить достойным образом день, в сущности, удивительный. Жорж предложил отужинать в ресторане, вообще повеселиться, и Эста, по настроению, согласилась: «Хорошо! Давайте кутить!»

Леонард однако весьма смутился, готовый сейчас выскочить из кареты и уйти восвояси, да и Жорж ему надоел, а веселость Эсты даже задевала его, с ним обычно впадавшей в грусть.

– В чем дело, Леонард?
– рассмеялась Эста.

– Да он гол как сокол, - заметил Жорж без тени злорадства, а скорее с сочувствием.
– Но ведь приглашаю я.

– А я и не выдавала его за богача, - улыбнулась Эста Леонарду.
– Уж что угодно, только не это.

– Да будь он князь и богат, вы бы не водили его за нос, а поспешили бы выскочить за него замуж, - Жорж, видимо, шутил, осведомленный, может быть, о предсказании и о том, что князь Ошеров мог усыновить пасынка.

– Ничего, еще, может, выскочу. В конце концов, с милым рай и в шалаше, - произнесла Эста, желая шуткой сгладить бестактность Жоржа, и невольно коснулась рукой Леонарда, сидевшего с нею рядом, а Жорж напротив.

– Что?
– впал в полное изумление Леонард.
– О, Психея!

Он обнимал ее и целовал, к веселому ужасу Эсты, при этом она, плутовка, одним глазом следила за реакцией Жоржа, который, отличаясь самообладанием и гордясь своей выдержкой, тем не менее был близок к обмороку или негодованию, что они позволяют себе в его присутствии.

Эста с любопытством ожидала, что будет, пока не закружилась голова от сладчайше-упоительного поцелуя, коим ведь не Леонард ее одарил, а скорее она его, ощутив на миг к нему нежность, не испытанную ею ранее.

Еще два-три подобных поцелуя, она знала, полюбит его безвозвратно, юного отрока, который гол как сокол и не от мира сего, как, впрочем, все поэты. Это трогательно, но удивительно несерьезно. А что? Может быть, и ей пуститься с ним в его странствия во времени, чем он живет? И Эсте уже мерещилось, как она с Леонардом уносится в какие-то дали, так, прямо по воздуху... Так не бывает.

– Хватит! Хватит! Мы с тобой с ума сошли, - Эста выпрямилась на сиденье.

Жоржа не было. Карета стояла. Он, верно, ушел. На пустынной набережной его нигде не видать. У кареты близко приостановилась старушка с собачкой, поглядывая на них совсем без осуждения, а скорее с какой-то необыкновенной радостью.

«Это сон!» - подумала Эста.

Старушка образумила Леонарда. Эста раскраснелась, готовая заплакать. Они оба выскочили из кареты, словно из нежданной западни. Жорж показался в туннеле двора, вероятно, оказавшегося не проходным.

– Леонард, уходите! Ради Бога. Мне необходимо с ним объясниться, чтобы не было никаких недоразумений.

– Эста! Как же я могу уйти?
– возразил с удивлением Леонард.
– Это он должен от меня потребовать объяснений, если задета его честь.

– Вздор! Я не жена его и даже не невеста. Вы не при чем здесь абсолютно. Этот казус я сама спровоцировала. И Жорж это отлично понял.