13 марта Революционный Студенческий Директорат устроил нападение на президентский дворец Батисты в Гаване с целью убить диктатора. Однако Батисте донесли о грозящей ему опасности, и он забаррикадировался на верхнем этаже, куда можно было попасть только на заблокированном лифте. Дворцовая охрана отразила нападение студентов, причем погибло не меньше тридцати пяти мятежников. Директорат был уничтожен, а Фидель Кастро, которому реклама в «Нью-Йорк Таймс» придала много сил, остался единственным вождем движения против Батисты.

На покушение Батиста ответил такими кровавыми репрессиями, каких на Кубе еще не видели. Он был жестоким и ленивым тираном и проводил время за игрой в канасту и просмотром фильмов ужасов — а руководить полицией поставил садистов. После нападения на дворец кубинские тюрьмы были забиты до отказа. Полицейские дознаватели безнаказанно пытали и убивали узников, вырывали ногти, отбивали внутренние органы, ломали кости, уродовали лица. Чем ниже было происхождение узника, тем скорее его убивали, и многие арестованные исчезали без следа.

Подобно авторитарным испанским властям, которые более ста лет назад натравливали на борцов за независимость «эскадроны смерти» voluntario, режим Батисты вооружал ополченцев и побуждал их преследовать всех, кого подозревали в революционных настроениях. Среди этих печально известных отрядов были и «Los Tigres», «Тигры», небольшой отряд сантьягских головорезов во главе с Роландо Масферрером, бывшим коммунистом, который возглавлял особенно агрессивную студенческую банду в Гаванском университете в сороковые годы, когда Фидель Кастро там учился. Прошло десять лет — и Масферрер стал горячим сторонником Батисты, сенатором и газетным магнатом, который посвятил свою жизнь тому, чтобы выслеживать и истреблять противников режима, а заодно и требовать отступных с того, кого он запугивал. Это был коренастый угрюмый усатый человек с толстыми волосатыми руками, который любил наряжаться в ковбойскую шляпу и темные очки и везде появлялся в компании вооруженных до зубов телохранителей. Масферрер считал Сантьяго, город героев-революционеров и рома «Бакарди», своими владениями.

Среди тех, кого убили люди Масферрера, был молодой рабочий «Бакарди» по имени Эладио Фонтан, участник подпольного движения «М-26–7» в Сантьяго. Группа «Тигров» преследовала Фонтана и в конце концов окружила его в помещении химчистки.

На месте, где он погиб, руководство «Бакарди» повесило бронзовую мемориальную доску, сделанную в литейном цеху компании: В ПАМЯТЬ ЭЛАДИО МАНУЭЛЯ ФОНТАНА, ЧЬЯ ЖИЗНЬ БЫЛА ПОСВЯЩЕНА ПЛАМЕННОМУ ИДЕАЛУ.

ТЫ ВСЕГДА БУДЕШЬ ЖИТЬ В НАШИХ СЕРДЦАХ.

ТВОИ ТОВАРИЩИ ПО «БАКАРДИ»

После покушения Батиста стал требовать, чтобы все, кто зависел от щедрот или благорасположения правительства, демонстрировали ему верность — и государственные служащие, и землевладельцы, и лидеры профсоюзов, которые его поддерживали, и бизнесмены, и банкиры. Рабочие, которые не участвовали в запланированных демонстрациях, рисковали потерять место. Главы предприятий, боясь, что режим от них отвернется, наперебой звонили Батисте, чтобы выразить сочувствие и заверить в своей лояльности.

Пепин Бош как президент крупнейшего промышленного предприятия, находившегося в собственности кубинцев, подвергался сильнейшему давлению.

Впоследствии он говорил, что его предупредили — если он не выступит в поддержку Батисты, в опасности окажется его жизнь. Однако Бош стоял на своем и категорически отказывался выражать симпатии Батисте, даже формально. К этому времени он был убежден, что добровольно Батиста от власти не откажется. Хотя Бош и не одобрял нападение на казармы Монкада в 1953 году, он говорил своему помощнику Гульермо Мармолю, что встретил восстание в Сантьяго в ноябре 1956 года «аплодисментами». В предыдущие месяцы он все чаще высказывался против того, как Батиста попирал кубинскую конституцию. В октябре он устроил на пивоварне «Атуэй» в Гаване званый ленч для издателей и журналистов со всего западного полушария, собравшихся на ежегодную ассамблею Межамериканской ассоциации работников прессы. Репрессивный режим Батисты и перспектива революции на Кубе стали главным пунктом повестки дня, и Бош в своих беседах с журналистами описывал положение в стране эзоповым языком.

«Практически все мы, собравшиеся здесь, — сказал он журналистам, — познали демократические свободы, и теперь нам трудно смириться с мыслью… что неконституционное правление способно одержать верх. Демократия и свобода должны победить, и всем нам нужно объединиться в благородном стремлении добиться этой победы».

Вскоре после мартовского нападения на президентский дворец Бош получил письмо из управления Роландо Масферрера, в котором говорилось, что сенатор организует в Гаване «Национальный антикоммунистический конгресс» в поддержку проводимой Батистой политики «против русских шпионов». К письму прилагался бланк квитанции для добровольного пожертвования, которую Бош должен был сам заполнить, вписав туда сумму, которую считал нужной отдать в поддержку мероприятия. «Средства на этот симпозиум мы собираем у сторонников нашего дела, — утверждалось в письме, — среди которых числим и вас». Проигнорировать подобное требования в сложившейся на Кубе ситуации было рискованным шагом, однако отваги у Боша было столько же, сколько и упрямства. Он передал письмо секретарю, бегло написав на верхнем поле: «Вернуть — с сожалением, что у нас нет возможности для сотрудничества».

По всей видимости, то, что Батиста обвинял Фиделя Кастро в принадлежности к коммунистам, не производило на Боша особого впечатления. Как-то раз в неопубликованной заметке он написал, что между коммунистами и военными диктаторами в смысле отношения к национальному бизнесу «разница невелика». Ни один предприниматель-капиталист никогда не смог бы поддерживать коммунистов, писал Бош, но и военную диктатуру ему поддерживать отнюдь не следует: У этих диктатур две экономические фазы. Поначалу диктаторы и их приспешники ограничиваются правительственными деньгами. Растрата служебных средств и расхищение фондов на общественные работы вполне удовлетворяют их жажду наживы. [Однако] на втором этапе этих фондов уже не хватает, и диктаторы начинают присваивать себе национальные предприятия. Подобных примеров не счесть.