– Хорошо обобрал?

– Начисто! – как от боли, вскрикнул Вьюев.

– Что вы можете сказать по этому поводу? – Пафнутьев указал на пистолет и глушитель, которые все еще лежали на столе.

– Впервые вижу, – тот с легкой брезгливостью отодвинул от себя оружие. – Никогда не пользовался.

– И мысли такой не было? – уточнил Пафнутьев.

– Мысли? – удивился вопросу Вьюев. – Мысли были.

– Что же останавливало?

– Здравый смысл.

– И немного робости?

– Разумеется. А как же... Робость входит в понятие здравого смысла. Робость, опасливость, страх. – Вьюев немного успокоился, выглядел увереннее, на вопросы отвечал убежденно, будто речь шла о вещах, которые он хорошо обдумал и пришел к твердым решениям.

Пафнутьев смотрел на сидящего перед ним человека и понимал, ясно понимал – это не слабак. А его нервное и бестолковое кружение вокруг стола – всего лишь минутная слабость, которая бывает и у самых сильных людей. Знал Пафнутьев и другой закон – слабаки редко плачут, гораздо чаще слезы катятся у людей сильных, способных на поступки решительные, отчаянные, безоглядные. Сильные не просто плачут, они рыдают, но не надо им напоминать об этом.

– Вы приехали к Объячеву за деньгами?

– Да.

– А он?

– Послал.

– Деньги?

– Меня послал. Сказать куда?

– Догадываюсь. Это был его окончательный ответ?

– Он говорил всякие слова, произносил какие-то обещания, какие-то надежды пытался внушить, но я понимал – никогда моих денег не отдаст. Не сможет. Он сам об этом не догадывался, но я понял: Объячев воспринимал возвращение долга как личное оскорбление. Он не мог переступить через себя. Мог только брать. Причем брал всем.

– Всем – это как? – спросил Пафнутьев.

Вьюев еще дальше отодвинул от себя пистолет. Некоторое время молча смотрел в окно – солнечные лучи били ему прямо в глаза, но он, казалось, не замечал этого неудобства, более того, смотрел на солнце не мигая, будто для него это было привычное занятие.

– Чем брал? – Вьюев усмехнулся. – Говорю же – всем. Унижением, оскорблением... Зная, что человек не может вернуть долг, пустяковый долг, больших долгов он не прощал, так вот, зная, что с этого человека ничего уже взять нельзя, он брал его самолюбие, достоинство. Он растаптывал его, превращал в тряпку и этим как бы возвращал долг. Как-то приехал ко мне за деньгами... Я не смог ему тогда вовремя вернуть долг. И тогда он изнасиловал мою жену.

– При вас, что ли?

– Нет, я отлучился куда-то... За коньяком пошел. Этого времени ему хватило.

– Распили коньяк? – спросил Пафнутьев таким тоном, будто это сейчас было самым важным. Впрочем, вполне возможно, что это действительно было самым важным.

– Да, распили. Но о том, что он сделал с моей женой, я узнал, когда он уже уехал.

– И тогда вас посетили мысли насчет вот этих дел, – Пафнутьев кивнул на пистолет, лежавший на столе.

– Мысли насчет этих дел меня не покидали никогда, – отчаянно признался Вьюев. – Они всегда были при мне.

– И наконец представилась возможность...

– Не надо! – он махнул рукой. – Не надо мне клеить это убийство. Уж поверьте мне, я бы нашел способ сделать это совершенно неуязвимо. Так, что вам и в голову не пришло бы задавать мне вопросы и вообще встречаться со мной.

– А это возможно? Совершить убийство неуязвимо?

– Да! – отрывисто произнес Вьюев. – Да! – повторил он уже с вызовом, твердо посмотрев в глаза Пафнутьеву. – У меня было несколько вариантов.

– Домашние заготовки?

– Можно назвать и так.

– Поделитесь, – попросил Худолей, решив, что и он, наконец, может вмешаться в этот рискованный разговор.

– Ни за что! – усмехнулся Вьюев. – Это мои маленькие изобретения, они еще не запатентованы. Кто знает, с кем меня еще сведет судьба, – глядишь, и пригодятся.

– Отчаянный вы человек, – уважительно произнес Пафнутьев. – С куражом.

– Что вы хотите – предприниматель первого поколения. Мои дети будут осторожнее, мои внуки вообще станут законопослушными и исправными налогоплательщиками.

– Куда вы удирали ночью с чемоданом?

– Спасался, – пожал плечами Вьюев. – В доме труп. С покойником у меня отношения сложные. Можно сказать, больные. На каждом этаже – милиция, оперативники, эксперты... Надо бежать.

– Вы не убивали Объячева? – прямо спросил Пафнутьев.

– Нет, – быстро ответил Вьюев. – Не убивал, хотя...

– Слушаю внимательно.

– Хотя сейчас вот, за этим столом, этим утром, разговаривая с вами... Я начинаю об этом сожалеть. Если я этого и не сделал...