– Нет, вы ни в чем не виноваты, какая ужасная история, отпустите меня, пожалуйста, – произнесла я дрожащим голосом.

Сергей неожиданно расхохотался:

– А чего это ты на вы перешла? Извини, на меня иногда находит что-то. Сумасшедшая решила сбежать из больницы, никто не пострадал, ерунда, менты не будут серьезно этим заниматься. Не волнуйся ни о чем.

Он отпустил меня, и мы сели на матрас. Я неожиданно потянулась к нему, и мы слились в поцелуе, нежном и страстном, порочном и целомудренном.

– Ларисочка, дорогая, все еще будет, ты хорошая, ты очень хорошая, такая потерянная, не бойся ничего, я с тобой, я помогу тебе, – бессвязно бормотал Сергей, обнимая меня.

У нас была прекрасная близость, нежная и страстная, я погрузилась в любовь, как в ласкающие волны сияющего, бескрайнего океана. Когда все закончилось, я почувствовала, что мы стали ближе друг к другу.

– Ларисочка, мне кажется, я всю жизнь искал тебя, – произнес, закуривая, Сергей.

– Банально, – улыбнулась я. – Сережа, что же мне теперь делать?

Сергей помолчал некоторое время:

– Знаешь что, Лариса, давай здесь пока поживем, попробуем порешать твои и мои проблемы? Как тебе такая маза? Может, дело какое замутим, а? Большой, мать его, бизнес, – хохотнул он.

– А как же моя работа? Что мне делать? – спросила я.

– Любить меня. Кто сказал, что женщины обязательно должны работать? Их призвание – украшать жизнь мужчин. Хотя, впрочем, ладно, если что-то организуем, обещаю и тебя трудоустроить.

Это предложение показалось мне странным, но я понимала, что ничего другого мне пока не остается. Мне хотелось быть рядом с Сергеем, но в этом чувстве был оттенок мучительной тревоги. К чему все приведет? Как сильно изменилась моя жизнь. Я звонила Николаю и Алине, но они оба были недоступны, что наводило на подозрения.

– Меня мучает такая мысль, мне уже почти тридцать лет и моя жизнь развалилась на кусочки. Почему? Кто виноват? Что и в какой момент я сделала не так? Я чувствую, что оказалась на самом дне. Возможно ли подняться? – грустно вздохнула я.

– Конечно, да, – мы сидели на матрасе, Сергей, бывший на этот раз в старом выцветшем халате, обнял меня одной рукой. – Лариса, неважно, где ты сейчас и что на тебе надето, главное, что у тебя в душе. Если хочешь и готова бороться, подняться можно всегда. Я узнал этот мир, он беспощаден. Но однажды я понял, что в нем есть свет и добро, несмотря на весь этот кошмар, это удивляет, ё-моё, приводит в ужас и восторг. Лариса, дорогая, ты и есть кусочек этого добра, подарок от Господа после стольких лет зла и несчастий.

Вечером мы пили водку. А на следующий день Сергей ушел и пришел поздно.

Я весь день провела с бутылкой пива перед телевизором и обрадовалась, когда он, взволнованный, открыл дверь. У него в руках было что-то тяжелое, завернутое в бумагу.

– Лариса, – начал он чуть дрожащим голосом, – мы с тобой богаты, эти две иконы шестнадцатого века стоят чрезвычайно дорого, нужно продать их одному человеку, ценителю. Мне они достались благодаря чудесному стечению обстоятельств. Эта новгородская Богоматерь и Нерукотворный Спас, ты поможешь мне, милая? – Сергей посмотрел на меня несколько смущенно, в его глазах была немая просьба о помощи. Сейчас он был чисто выбрит и в непонятно откуда появившемся костюме, галстуке, белой рубашке и до блеска начищенных ботинках. Мой друг чем-то напомнил мне школьного хулигана, нарядившегося на выпускной вечер, Данилу, мальчика из моего далекого детства, с которым я целовалась первый раз в жизни.

– Лариса, о чем ты задумалась? Нам нужно спешить.

Волнение Сергея невольно передалось мне.

– Но это же незаконно, – прошептала я.

– Дорогая, да что ты знаешь о том, что законно, а что нет? Кто устанавливал эти зверские законы? Звери! Группа тех, кому удалось выгрызть зубами кусок пирога и остаться там, у кормушки, где мигалки, яхты, дома с бассейнами и мраморными лестницами, дорогие девочки, актрисы и модели. Но это так, декорации. А главное – продолжение борьбы, все время держаться клыками за место под солнцем. Мне плевать на их законы, я тоже хочу хотя бы маленький глоток счастья после того кошмара, что мне довелось пережить. Я имею на это право, милая, давай продадим иконы и уедем, в гребаный Хельсинки, например, купим небольшой домик.

Сергей сорвал с себя галстук, расстегнул пиджак и верхнюю пуговицу рубашки. Он сел на широкий матрас, прожженный сигаретами, открыл маленькую бутылку «Столичной» и хотел сделать глоток. Но потом опомнился:

– Я за рулем, мне сегодня надо быть в форме.

– А я всегда хотела туда, где море и солнце. Мне часто становится грустно, и питерский климат не прибавляет радости. Иногда мне кажется, что на залитом жарким солнцем побережье мои грустные мысли уходили бы куда-то бесконечно далеко.

Я нахмурилась и посмотрела на себя. Да, я выгляжу непрезентабельно: в футболке и старых джинсах, в которых я сбежала из больницы. Иллюстрация к современному варианту пьесы «На дне». Опустившиеся мужчина и женщина замышляют преступное деяние в старой хрущёвке под Москвой. Странно, как такое могло со мной произойти? Это акт не из моей драмы. Я опять чувствую себя неуверенно и потерянно, у меня нет почвы под ногами. На кого и на что я могу надеяться в этом мире? Я никому по-настоящему не нужна, моя жизнь ничего не стоит, как комок осенней грязи в подмосковных дебрях. Что же можно сделать со всем этим?