После шести дней гормональной терапии мне сделали первое УЗИ. Я очень нервничала перед этим исследованием.

– Ну что, что вы там видите? – спросила я доктора дрожащим голосом. Пьер, выглядевший забавно в белом халате, стоял рядом и держал меня за руку.

– Лариса, у вас все хорошо. Восемь клеток достигли семи миллиметров, это очень хороший результат. Терапия действует. Мы можем надеяться, что в этом месяце у вас наступит беременность.

Я вышла из клиники на седьмом небе от счастья. Это лекарство мне подошло. Если зачатие наступит не в этом цикле, то в одном из ближайших, скорее всего.

– Пьер, а если будет мальчик, как мы его назовем?

– Мне нравится имя Батист.

– А мне нет.

Пьер засмеялся.

– Давай назовем его Филиппе или Максим, насколько я знаю, такие имена есть и в России.

– Да, здорово, Максим значит «великий», он станет политиком или руководителем корпорации, – улыбнулась я. – А если будет девочка, назовем ее Иветта или Эммануэль. Мне очень нравятся эти имена.

– Да, родная, хорошо.

Пьер посмотрел на меня и погладил мои волосы.

– Лариса, ты так красива сейчас, ты похожа на прекрасный весенний цветок среди скал. Ты будто с другой планеты, где нет зла, где мир, добро и свет, лев играет с ягненком и ангелы поют райские песни.

– Мы, наверное, все оттуда, посмотри на детей. Но эта жизнь нас портит.

– Да, моя дорогая, я уверен, что у нас будет ребенок. Я чувствую, интуиция никогда меня не подводила, – он нежно провел рукой по моим волосам.

– Скажи, почему ты полюбил меня? Я отвратительно повела себя на твоем дне рожденья.

– Нет, милая, вовсе нет. Сначала мне было просто любопытно, что ты за человек, а потом я полюбил тебя. А ты почему-то почти никогда не говоришь, что любишь меня.

– Пьер, мои чувства наполовину умерли. Столько горя было в жизни. Но сейчас мне кажется, я люблю тебя.

Несколько дней я была в приподнятом настроении. Я отказалась от алкогольных напитков, курения и всего, что теоретически могло нанести вред созревающим яйцеклеткам. Я старалась больше времени проводить на свежем воздухе. Гуляла по набережной Сены и с улыбкой смотрела на прогуливающихся собачек с хозяевами и мамочек с колясками. Давно мне не было так хорошо. Дул теплый, уже почти весенний ветер, и мне казалось, что я куда-то улетаю вместе с ним, в страну тепла, добра и света, откуда родом мы все. Я ходила по магазинам и на всякий случай купила себе несколько платьев со струящимся свободным силуэтом. Невольно я начала представлять себе нашего будущего ребенка. Наверно, он будет похож на Пьера: точеное лицо, упрямый профиль. Он будет отважным и серьезным мальчиком. Или это будет девочка: мягкие волосы, может быть, даже рыжие, как у меня. Ее волосики будут развеваться от ветра, и она будет протягивать ко мне свои маленькие ручки. Мое сердце невольно наполнялось бесконечной нежностью. Эти картины рисовало воображение помимо моей воли. Какое счастье, что мы не умираем, мы будем жить, продолжать жить в маленьких беспомощных существах.

На следующее УЗИ мы опять поехали вместе с Пьером. Это было через три дня.

– Ну что, что там, доктор, сколько яйцеклеток созревает? – взволнованно спросила я.

– Лариса, количество увеличенных фолликулов выросло, но, к сожалению, все они пока не достигают нужного размера, самые большие – восемь-девять миллиметров. Но еще не все потеряно, мы увеличим дозу препарата, будем надеяться на хороший результат. Не теряйте позитивного настроя – это главное.

Я не сразу переварила эту новость. Уже когда мы вышли на улицу, мне стало нехорошо. Мрачное настроение проникло в мою душу быстро, будто черная туча закрыла летнее, ясное небо.

– Лариса, ты слишком болезненно стремишься завести ребенка, – сказал Пьер, – разве только в этом смысл жизни? Мне кажется, этим ты пытаешься решить какие-то внутренние психологические проблемы. Многие люди не имеют детей и находят счастье в карьере, просто в жизни. В ней много хорошего, неужели ты этого не видишь? Ты просто не можешь почувствовать радость, твоя душа слишком изранена. Что-то было в твоем прошлом, я не знаю, что тебя так травмировало, поделись со мной. Ты до сих пор продолжаешь многое скрывать от меня, это так больно, ты не доверяешь мне.

Мы уже сидели в такси на заднем сиденье, и я плакала.

– Пьер, мне так плохо, на меня когда-то напали в ранней юности, с тех пор эти инфекции, спаечный процесс, из-за этого мне приходится делать ЭКО. Потом один предприниматель хотел меня убить, я была должна ему большую сумму. Он говорил, что найдет меня и будет бить палкой, пока мои кишки не вылезут через рот и через… Я спасалась от него в одном маленьком городке, там был очень древний монастырь, все такое вечное и великое. И я чувствовала себя такой маленькой и никчемной, настоящим быдлом и ничтожеством, как говорил тот человек, который охотился на меня.

– Да, в России крайне низкая культура общения, – вздохнул Пьер. – Зачем ты вспоминаешь его? Это был просто сумасшедший, больной, как и подонки, напавшие на тебя.

– Не знаю, он не помешанный, он известный, богатый человек, предприниматель. А тех ребят я плохо помню, думаю, ими руководил просто инстинкт. Я не могу простить ни их, ни его, ни женщину, разлучившую меня с мужем. Почему? Я, наверно, просто не понимаю механизм прощения. Мне никак не избавиться от ужасной, безысходной боли, которая у меня в душе. Может, не нужно пытаться забыть, а пережить, понять, научиться существовать с этим? Но, мне кажется, я не смогу и буду, как Прометей, каждый день умирать в ужасных мучениях. Может, лучше просто умереть один раз? Да и избавляет ли прощение от боли?