— А вотъ должно быть за тми дверями. Вс туда идутъ, — кивнула Глафира Семеновна на двери, за которыми скрылась заложившая свой браслетъ дама, и направилась къ этимъ дверямъ, ведя за собой мужа и Конурина.

Швейцаръ и контролеръ тотчасъ-же загородили имъ дорогу и спросили билеты. Контролеръ довольно внимательно просмотрлъ билеты, перевралъ въ слухъ фамилію Конурина и наконецъ, возвративъ билеты, произнесъ: “entrez, messieurs”. Швейцаръ распахнулъ двери.

— Ну, наконецъ-то въ рай впустили! произнесъ Конуринъ. Люди свои кровныя деньги имъ несутъ на съденіе, а они у каждой двери заставы понадлали.

Глазамъ Ивановыхъ и Конурина открылся рядъ большихъ и длинныхъ залъ, отдленныхъ одна отъ другой широкими арками. Посреди залъ стояли огромные столы и около нихъ густо толпилась публика. Дамы протискивались сквозь толпу мужчинъ, протягивали руки со ставками. Мужчины загораживали имъ дорогу и въ свою очередь лзли къ столу, стараясь поставить на номеръ деньги. Наступившіе кому нибудь на ногу или толкнувшіе другъ друга, даже не извинялись. Азартъ поборолъ все. Везд раскраснвшіяся лица, везд тяжелое прерывистое дыханіе, растрепанныя прически, на которыя владльцы ихъ, отдавшись всецло игр, уже не обращали вниманія и не приводили въ порядокъ. Какъ въ гостиной зал, такъ и здсь несложный сдержанный разговоръ, состоящій изъ игорныхъ терминовъ или даже только полушопотъ, изрдка прерываемый извстными выкриками крупье: “Faites vos jeux” и “rien ne va plus”.

Ивановы и Конуринъ обошли вс залы, бродя между столами и наблюдая стоявшую и сидвшую около нихъ публику. У одного изъ столовъ они услышали и русскій полувозгласъ:

— Бьетъ игра, бьетъ и даже просвта не вижу!

— Слышалъ? Русопета нашего обчищаютъ, кивнулъ Конуринъ по направленію къ столу. — Попался, голубчикъ.

— Не лзь на рогатину. Самъ виноватъ, откликнулся Николай Ивановичъ.

— Однако, вдь есть-же такіе, что и выигрываютъ, — замтила Глафира Семеновна. — Я сама читала въ газетахъ, что какой-то кельнеръ изъ ресторана здсь цлое состояніе выигралъ.

— Ну, такихъ, я думаю, не завалило. Иначе, суди сама, на какіе имъ доходы было-бы такой дворецъ для игорнаго дома построить. Вдь дворецъ. Вонъ люстра-то виситъ съ потолка… Вдь она состояніе стоитъ.

Отъ одного изъ столовъ отошелъ уже не раскраснвшійся, а блдный мужчина съ черной бородой, взъерошилъ себ рукой прическу, опустился на круглый диванчикъ и упершись руками въ колнки, безсмысленно сталъ смотрть въ полъ.

— Этого тоже должно быть ловко умыли!.. — замтилъ Конуринъ.

— Вонъ и старушка бродитъ и отдувается, — указалъ Николай Ивановичъ. — Непремнно и ей бокъ нажми… Шляпка-то совсмъ съхала у ней набокъ, а она и не замчаетъ. Грхъ, бабушка, въ вертушку въ эти годы играть. Богу-бы молилась дома.

Глафира Семеновна сердилась.

— Ахъ, какъ вы мн оба надоли своими прибаутками! — проговорила она, обращаясь къ мужу и Конурину. — Я сбираюсь попробовать счастія, а вы съ двухъ сторонъ: одинъ — нажгли, а другой — умыли. Вдь такъ нельзя… Ни въ какой игр не слдуетъ такихъ словъ подъ руку говорить. Надо бодрить человка, а не околачивать его разными жалкими словами.

— Какъ ты будешь играть, ежели ты не знаешь, какъ здсь и играется, — замтилъ ей мужъ.

— Ну, вотъ! Не боги горшки-то обжигаютъ. Подойдемъ съ столу, присмотримся и поймемъ въ чемъ дло. — Вотъ столъ, около котораго немножко попросторне, къ нему и подойдемъ.

Она двинулась къ столу. Мужъ и Конуринъ послдовали за ней.

XXVI

Быстро бросились имъ въ глаза одутловатая фигура крупье съ краснымъ широкимъ лицомъ, обрамленнымь жиденькими бакенами и усами, его лысина, черепаховое пенснэ на носу и грудки золота и пятифранковыхъ монетъ. Банковые билеты лежали отдльной стопкой. Другой крупье, молодой, съ кислосладкой физіономіей опереточнаго тенора, украшенный капулемъ, приводилъ въ движеніе рулетку. Игроковъ пять, шесть, въ томъ числ одна пожилая дама, вся въ черномъ, сидли около стола, остальные стояли. Сидвшіе около стола были игроки на большую ставку. Передъ ними также лежали стопки серебра и золота. Одинъ былъ пожилой блондинъ съ безстрастными оловянными, какъ бы рыбьими глазами, но не взирая на ихъ безстрастность, онъ особенно горячился, игралъ на золото и ставилъ по нскольку ставокъ сразу, другой, также сильно горячившійся, былъ очень еще молодой человкъ, причесанный, прилизанный, какъ-бы соскочившій съ модной картинки, въ широчайшихъ брюкахъ крупными полосами, засученныхъ у щиколки, съ брилліантовой булавкой въ галстух и въ запонкахъ у рукавчиковъ сорочки чуть не въ блюдечко величины. Онъ также игралъ на золото, сидлъ у стола какъ-то бокомъ, выставивъ въ сторону ногу, посл каждаго проигрыша ударялъ себя но бедру и шепталъ что-то себ подъ носъ. Дама играла на золото и на серебро, систематически ставя золотой на номеръ и пятифранковую монету на черную или красную, поминутно кусая свои блдныя губы. Ей нсколько разъ были даны небольшіе куши, она приподнималась со стула и, недожидаясь, пока крупье подвинетъ съ ней деньги лопаточкой, съ середины стола пригребала ихъ къ себ руками и тотчасъ-же удваивала ставку.

— Удивительное дло: и здсь дамамъ счастье… проговорила Глафира Семеновна, наблюдая игру.

Конуринъ и Николай Ивановичъ молчали и внимательно слдили за игрой.

— Теперь я вспоминаю. Точь въ точь такую-же рулетку я видла у Комловыхъ, но та, разумется, была маленькая, продолжала Глафира Семеновна. Самое выгодное здсь на номеръ ставить, но я все не могу сообразить, сколько выдаютъ здсь за номеръ при выигрыш. — Николай Иванычъ, я поставлю на красную… шепнула она мужу.

— Погоди… не горячись, былъ отвтъ.

— Игра большая. Съ маленькой-то ставкой тутъ и не подступайся… прошепталъ Конуринъ.

— Ну, вотъ… Чего тутъ стсняться! И маленькую ставку въ лучшемъ вид отберутъ, отвчалъ Николай Ивановичъ.

— Ружъ… проговорила вдругъ Глафира Семеновна и бросила двухфранковую монету на красное.

Играющіе обернулись къ ней лицомъ и улыбнулись. Одутловатый крупье-кассиръ придвинулъ съ ней двухфранковую монету обратно и заговорилъ что-то по французски.

— Команъ? удивилась Глафира Семеновна. — Николай Иванычъ, смотри, отъ меня даже не принимаютъ ставку, обратилась она къ мужу недоумвающе.