И я вижу, как свет льется из порезов на его теле, разгорается все жарче и ярче. И такой же свет устремляется ему навстречу - наша магия встречается. Боль, жар, холод. Не плакать перед ним, не пытаться кричать. И чувствовать его становящиеся все сильнее толчки в моем израненном теле, бьющие прямо в открытые раны. Его пальцы, впивающиеся в порезы на плечах и исторгающие из них еще больше света. Почему я не теряю сознание? Почему я не могу умереть?

* * *

Я не сразу понимаю, что все закончилось, просто я больше не вижу его глаз напротив своих, а острая боль, раздиравшая меня напополам, немного притупляется. И я больше не чувствую на себе тяжести его тела. И все, просто смотрю в потолок - серо-коричневые камни, и к центру, к висящему прямо надо мной кованому металлическому светильнику сходятся четыре каменных ребра свода. Просто смотреть, ни о чем не думать. И сжать зубы, и не позволять малейшей дрожи касаться губ. Говорить я все равно еще не могу - действие зелья еще не закончилось. Шорох там, где стоит Снейп, наверное, он накинул халат. А я продолжаю лежать перед ним, привязанный, с разведенными ногами, в крови, своей и его. Внутри у меня все так сжалось, что, думаю, развяжи он меня сейчас, я все равно не смогу пошевелиться, потому что каждую мышцу просто не может не свести судорогой от боли, страха, унижения. И я жду, жду его слов, потому что такой, как он, просто не может не сказать сейчас: «Ну, что Вы тут разлеглись, Поттер? Вставайте, я дам Вам зелье. И хватит уже себя жалеть, давайте без драм». Когда он это скажет, я умру. Я могу пережить и вытерпеть многое, думаю, все, но потом я все же умру. От того, что мое сердце разорвется, потому что оно слабее, чем я. Я смотрю в потолок, свечи оплавляются в светильнике. Может быть, если бы на меня капал горячий воск, я бы что-нибудь чувствовал?

Ткань на моем теле. Он набрасывает на меня халат. Не хочет смотреть? Я слышу его голос, хриплый, почему-то срывающийся. Ему что, есть до меня дело?

– Гарри, я сейчас, я принесу зелье, будет не так больно. Подожди, не шевелись и не вставай. Пожалуйста! Хорошо?

Он бросается к выходу, а я отрешенно думаю, что вот и Снейп сошел с ума. Как я могу вставать, если я привязан за руки и за ноги? А двигаться, мне кажется, я не смогу больше вообще никогда. И я не хочу. Между моих ягодиц что-то теплое и липкое - моя кровь и его сперма - на мне и во мне. Просто ритуал, просто то, что надо сделать, чтобы у нас что-то получилось. Просто, Поттер, чтобы у нас что-то получилось, надо разрушить твою жизнь. Мелочи, забудь. Встань, отряхнись и иди вперед, тебя там, за дверью этого подвала ждет весь магический мир - радостные вопли, вспышки колдокамер, а ты голый и в крови.

Я опять упускаю важный момент - Снейп возвращается со своими зельями. Я смотрю на него, его лицо сейчас близко-близко, так, что я ясно вижу его даже без очков - глаза у него такие спокойные… их чернота поглощает зелень моих. Он отвязывает мои запястья, приподнимает мне голову и опять говорит, чтобы я не двигался. К моим губам прижимается узкое горлышко флакона:

– Пей. Так, хорошо, теперь еще одно.

Вкуса зелий я не чувствую, их просто два. Скорее всего, болеутоляющее и заживляющее, что еще нужно человеку в моем положении? Наверное, еще успокоительное - и все, я могу идти? Проваливать, провалиться в тартарары, где никто меня никогда не найдет.

– Гарри, - он очень осторожно трогает меня за плечо, - сейчас уже не так больно?

Сейчас уже не так - я просто перестал чувствовать свое тело от поясницы и ниже. Бывают же портреты, где люди нарисованы по пояс? Наверное, они счастливы. Я трясу головой, видимо, это значит, что не больно, потому что он отвязывает от алтаря мои ноги и берет меня на руки. Очень осторожно, я это ощущаю, даже несмотря на то, что вообще предпочел бы окаменеть навеки. Наверное, мне все-таки больно, потому что я как бы со стороны слышу, как издаю первый звук за последние полчаса (?) - я пытаюсь стонать.

– Сейчас все пройдет, потерпи, - говорит он.
– Если бы ты обхватил меня за шею, мне было бы легче тебя нести.

Но я не могу. Я просто не могу сейчас прикоснуться к нему по своей воле, мне кажется, что плечи свело, и я не могу разжать ладони, которые, оказывается, намертво сцеплены на груди, будто в молитве.

У него на груди халат распахнут и там тоже кровь, он не успел залечить разрезы, которые наносил перед ритуалом. И у меня такие же. И стены, вдоль которых он несет меня на руках такие же, как свод в подвале - серо-коричневые, со множеством неровностей и выпуклостей, грубая древняя кладка. Мы поднимаемся, дверь, кажется, распахивается сама - и мы уже в прихожей, а потом наверх, на жилой этаж, к спальням. Темные деревянные перила, белый потолок с балками мореного дуба. Дверь, но не в конце коридора, а в его середине - он несет меня к себе. Он говорил до… до ритуала, что так надо, но я не помню, зачем.

Он проносит меня через кабинет и спальню в какую-то еще комнату, где очень много света и льется вода, осторожно ставит меня на пол - плиты кажутся мне теплыми. Я могу сам стоять, хотя это и трудно, но цепляться за Снейпа я тоже не могу себе позволить. Он выливает в уже наполненную водой ванну какую-то бесцветную жидкость из большого фиолетового флакона и вновь хочет взять меня на руки, наверное, чтобы положить в воду.

– Не надо, - хрипло шепчу я, и это мои первые слова с тех пор, как он дал мне зелье, лишившее меня возможности говорить, кричать, умолять его остановиться во время ритуала.

Да, он был совершенно прав, вливая в меня то зелье, потому что я бы сорвал все криками и бессмысленными мольбами. Я не такой герой, правда? Теперь я и это знаю.

– Не надо, я сам, - повторяю я.
– Выйди, пожалуйста.

Невыносимо, что он сейчас смотрит на меня - голого, жалкого, в крови и его сперме.

– Как скажешь, - спокойно отвечает он.
– В ванной не утони. Я оставлю тебе пижаму. Когда будешь одеваться, верх не одевай, я потом смажу тебе порезы мазью.

Я киваю, и он уходит. Я не знаю, как у меня получается залезть в ванну. Обезболивающее почти лишило меня чувствительности - я с трудом перетаскиваю ногу через бортик, неловко заваливаюсь на бок в воду, стараясь не садиться. Мне кажется, что моя задница превратилась в сплошную рану. Я смотрю на воду, которая после погружения в нее моего тела начинает постепенно окрашиваться в розовый цвет. Перед глазами пляшут красные круги, белые и желтые бесформенные пятна, но как только я зажмуриваюсь, я сразу начинаю видеть совсем иные картинки - он толкает меня к алтарю, черные ступеньки под моими босыми ступнями, нож в его руке, жесткие ладони, стискивающие мои плечи и его беспощадные глаза, от которых я не смею отвести взгляд. Так что глаза мне сейчас лучше держать открытыми. Откуда-то сверху льется вода, стекает с волос мне на лицо, как будто я стою под сильным дождем… Хочу, чтобы прошла вечность. Хочу превратиться в камень, как тролль в маггловских сказках, прозевавший восход солнца. Тогда я бы остался здесь навечно, пока дожди и ветры не искрошат мое каменное тело. Я больше не хочу, чтоб мое тело оставалось моим.

– Вылезай и иди сюда, - слышу я из-за двери его голос.

Конечно, программа ведь еще не закончена. Если я превращусь в камень или утону в ванной, кто же будет добывать крестражи? На меня и так затрачено немало усилий, на меня, на глупого бездарного Поттера. Ведь правда?

Я не понимаю, когда начинаю злиться, но когда я, наконец, вылезаю из воды, практически не вытираясь, натягиваю пижамные штаны (неописуемо, чего мне это стоит!) и ковыляю в спальню к Снейпу, все мое отчаяние, боль, унижение, беспомощность из апатии переплавляются в чистую ненависть к нему и ко всему магическому миру, ждущему от меня уже семнадцать лет, разинув рот, невесть чего. И моя ненависть раскалена до бела, как плавящийся металл, я вижу ее так ясно, текущую передо мной кипящим потоком, что мне хочется окунуть в нее руки.