Северус сжал руки немного крепче. Он знал, что мальчику потребуется время, чтобы осознать, что о нём заботятся. После стольких лет равнодушия сложно поверить, что ты кому-то небезразличен. Что кто-то заботится о тебе, оберегает тебя. Защищает. На задворках разума профессора мелькнула мысль, как Гарри отреагирует, когда осознает, что его любят. Мысль о том, что он, скорее всего, окажется первым, кто выкажет мальчику подобное чувство, наполнила профессора надеждой и страхом. Северус был уверен, что полюбит Гарри. Если уж быть до конца честным с собой, он уже на полпути к этому.

Глава 5: Слишком много заботы

Профессор отпустил мальчика спустя несколько минут, но не торопился отходить от него.

– Умойся и жди меня в своей комнате. Я сейчас подойду.

Гарри повернул заплаканное лицо к хозяину и послал ему слабую улыбку. Мальчик боялся, что мужчина сочтёт его слёзы признаком слабости и разочаруется в нём.

– Да, хозяин. Спа… спасибо, хозяин, - Гарри не знал, за что конкретно благодарит. Слишком много добра увидел он этим вечером, так что не мог теперь сказать, за что именно благодарен больше всего.

Но мужчина, казалось, понял чувства мальчика. Северус отрывисто кивнул и направился в свою комнату.

Гарри прошёл в ванную, по пути осознавая, что очередной учебный год подошёл к концу. Он пролетел, как один миг, и Гарри почувствовал себя неуверенно. Не то чтобы он возражал, вовсе нет! Гарри очень любил лето - тогда он проводил всё время наедине с хозяином, лишь изредка встречаясь с другими преподавателями. Хозяин Вернон обращал внимание на Гарри лишь, когда ему было что-то нужно от мальчика. А с хозяином Северусом Гарри чувствовал себя нужным. Вернон всегда получал то, что хотел - будь то тело Гарри или услуги иного рода. Хозяин Северус никогда так не прикасался к Гарри, мальчик даже чувствовал себя несколько обиженным из-за того, что нынешний покровитель не находит его привлекательным. Профессор всегда видел в мальчике не только тело, но и личность. Важнее всего было то, что хозяин Северус хотел заботиться о Гарри, мальчике, который больше, чем кто-то ещё нуждался в заботе или даже любви. Заботился не о Гарри Потере, сыне Джеймса, не о Мальчике-Который-Выжил, а о нем самом, о Гарри, просто Гарри.

Гарри вошёл в свою комнату и вспомнил слова хозяина о наказании. Странное чувство овладело мальчиком. Он был в ужасе от наказаний хозяина Вернона, которые всегда влекли за собой лишь боль. Но теперь Гарри не боялся. Он знал, что наказание, которое предстоит ему сегодня, не принесёт боли, оно лишь преподаст ему очередной урок. Поэтому Гарри спокойно лёг на кровать и стал терпеливо дожидаться хозяина. Мальчика беспокоило то, что он не сможет какое-то время видеть. Конечно, Гарри верил, что хозяин не причинит ему боли - как он мог не доверять мужчине после двух лет, прожитых бок о бок? Но он боялся сам себя. Гарри прекрасно понимал, что наказание за прошлый проступок было слишком мягким. Теперь, наверное, его накажут сильнее. Возможно, он проведёт весь день с завязанными глазами. Что, если он пойдёт в туалет, ударится или упадёт? Что, если он столкнёт книги со стола или разобьёт что-нибудь? Это будет только его вина, и хозяин будет прав, если вновь накажет его.

Мысли мальчика были прерваны появлением в комнате профессора. Гарри посмотрел на руки мужчины, но прежде чем мальчик успел задать вопрос, Северус приложил палец к его губам.

– Ты не будешь ничего говорить, пока я тебе не позволю. Руки заведи за спину - я их свяжу. Так не слишком туго? Нет? Хорошо. Теперь закрой глаза, я их сейчас завяжу. Вот так, не открывай. Сегодняшнее наказание, урок, поможет тебе больше доверять мне, Гарри. Я знаю, сейчас ты не слишком мне веришь, иначе пришёл бы ко мне за помощью, вместо того, чтобы ринуться одному в неизвестность. У меня в руках тарелка с едой. Здесь не слишком много, поскольку прощальный ужин был совсем недавно. Я буду кормить тебя, Гарри, а ты должен мне довериться. На тарелке нет ничего, что ты не любишь, поверь мне. Кушанья не отравлены и не зачарованы, съев их, ты не испытаешь боли, не поменяешь цвет и не превратишься ни в какое странное существо. Ты мне веришь?

Гарри открыл, было, рот, чтобы ответить «да, хозяин», но удержался, вспомнив о запрете на разговоры.

– Открой рот, Гарри. Сначала будут овощи, зелёный горошек, потом ветчина. За ней - пудинг и мороженое.

Губы Гарри сомкнулись на вилке, и мальчик удивился, когда почувствовал вкус именно того, о чём говорил хозяин. Импровизированный ужин проходил медленно, обоим было не слишком удобно, но дело, тем не менее, продвигалось. Гарри чувствовал себя смущённым, это было неправильно, что хозяин кормил его, всё должно было быть совсем наоборот! К тому же от долгого сидения в одном положении всё тело затекло, а спину ломило. Глаза начало покалывать от напряжения, а он не мог даже попросить разрешения устроиться поудобнее. Гарри не заметил, когда хозяин отложил тарелку, он только почувствовал осторожное прикосновение знакомых длинных пальцев к щеке.

– Облокотись на спинку, Гарри, сядь удобно.

Мальчик почувствовал, как слёзы прокладывают горячие дорожки по щекам, он и представить себе не мог такого понимания со стороны хозяина, такого внимания к своим нуждам. Всё это было ново для него. Гарри кивнул в знак благодарности, поскольку говорить ему всё ещё было запрещено, и устроился поудобнее.

Через несколько минут тарелка полностью опустела, и хозяин Северус попросил Гарри вновь закрыть глаза, чтобы он мог снять повязку. Гарри только кивнул - он и так держал глаза закрытыми.

– Твои руки я пока оставлю связанными. Не стесняйся сказать мне, если тебе что-нибудь потребуется. Никогда не бойся просить у меня что-либо. Никогда. И теперь ты можешь говорить.

– Да, хозяин, спасибо, хозяин.

Всё оказалось совсем не так плохо, руки хозяин связал очень осторожно, так что Гарри не испытывал никаких болезненных ощущений, ему было лишь слегка неудобно и непривычно. Но спустя некоторое время мальчик ощутил давление в мочевом пузыре и понял, что оказался в довольно затруднительном положении. Он ужасно волновался, зная, что должен пойти за помощью к хозяину, но понимал, что другого выхода нет. И стоило поспешить, если он не хотел опозориться прямо в комнате.