…Однажды ей позвонили.

Мужской голос сказал:

— Анна, что это ты низвергаешь авторитеты?

Как глупо, неужели она еще не сумела с собой справиться. Смешно: Сергей, конечно, не вернется.

— Кто это?

— Русаков. Не узнаешь начальства?

«Эх, оловянный солдатик, ты даже боишься назвать себя по-старому, по-студенчески — Андреем!»

— Собственно, о каких авторитетах ты говоришь?

— Ну, не прикидывайся. Слушай, Анна, я не советую тебе громить все и вся!

— А я тебе не советую в таком тоне со мной разговаривать! — Анна положила трубку.

И сразу же затрещал телефон. Анна со злостью посмотрела на черный неподвижный, но кричащий аппарат. Пусть хоть треснет — она не снимет трубку.

Звонок не умолкал.

А вдруг кому-нибудь нужна ее помощь?! Анна сняла трубку.

— Мне, пожалуйста, доктора Буранову.

— Я вас слушаю.

— Анна Георгиевна?

— Да. А с кем я разговариваю?

— Говорит Николаенко.

— Ну, если бы вы сказали: Маршак, Баталов или Богуш — мне было бы ясно, с кем я разговариваю, — забыв о румяном молодом человеке и все еще не остыв от стычки с Андреем, проговорила Анна.

— У меня к вам серьезное дело. Видите ли, я волею судеб ведаю курортным отделом в горкоме.

— А-а-а, — протянула Анна, вспомнив, наконец, кто такой Николаенко. — Послушайте, — засмеялась она, — вы как-то больше похожи на учителя. Сельского учителя.

— Знаете, Анна Георгиевна, когда я беру новый роман в руки, я с тайной надеждой спрашиваю себя: «А вдруг? А вдруг герой романа, скажем секретарь райкома, опоздает на бюро райкома из-за любовного свидания? Или у него в кабинете рядом с другими портретами висит портрет Лермонтова, или, допустим, этот герой коллекционирует чучела птиц». Здорово было бы.

— А вы сами что-нибудь коллекционируете?

— А как же! Заядлый коллекционер. Зажигалки! У меня уже сорок две.

— Но вы же позвонили мне не затем, чтобы сообщить о своих зажигалках!

— Совершенно верно. Анна Георгиевна, у меня к вам просьба. Вы много интересного высказали на партбюро, на мой взгляд, верных. Напишите-ка статью в городскую газету. Об ответственности врача за больного, о рутинерстве в медицине. Словом, вам карты в руки.

— А ее опубликуют?

— Непременно. И организуем мы по этому поводу дискуссию. Потом пригласим товарищей и обсудим все наши наболевшие вопросы. Сознайтесь, ведь наболевшие?

— Еще как! Хорошо! Я напишу.

Анна положила трубку. «Вот тебе и румяный молодой человек!» Статью, конечно, она напишет. Но надо все основательно продумать, посоветоваться с Вагнером.

…Изо дня в день, после отправки рукописи в редакцию, Анна с надеждой разворачивала газетный лист, пахнущий типографской краской. Статьи не было.

Через неделю Анну вызвали в управление. Она решила: статью послали «для принятия мер» — бывает такое в редакциях. Андрей сейчас учинит ей головомойку.

Русаков поднялся Анне навстречу. Неожиданно:

— Входи, входи, Буран. Как жизнь молодая? — Улыбаясь, он протянул ей руку.

«С чего это его несет? — удивилась Анна. — Хочет подсластить пилюлю?»

Его предложение — принять пост начмеда вместо Журова — было для нее как гром в ясный день.

— Спаковская собирается в отпуск. Тебе она может доверить санаторий, — ироническая усмешка мелькнула на гладком лице Русакова.

— Это она сказала?

Русаков развел руками:

— Попробуй сама. Или боишься, что не сработаешься со Спаковской?

— Ну, я не очень-то трусливого десятка.

— Тогда решай. Тебе вот многое в лечебной работе не нравилось — можешь проделывать все по своему усмотрению. Ну как?

— Нет! Не знаю, — вздохнула Анна.

— Как это не знаешь! Мы дадим тебе хорошего врача, Яковлева Бориса Ивановича. Слышала о нем?

Анна вспомнила худощавого, невысокого, слегка прихрамывающего врача, выступившего недавно на семинаре с интересной лекцией.

— А его отпустят? Я бы его с удовольствием к нам перетащила! — Сказала и спохватилась.

— Стало быть, согласна?!

— А Спаковская?

— Ей трудно не согласиться, когда твою кандидатуру предлагает горком.

Из управления Анна отправилась в редакцию. Шагая по набережной, она раздумывала о том, с чего ей придется начинать. Юркнула мыслишка: может, отказаться, пока не поздно. Нет уж, взялась за гуж…

В редакции ей предложили подписать гранки. Газетчик, с шапкой ржаных волос, сказал Анне: