Шрифт:
– Ты у меня на прицеле - говорю я
– Опусти пистолет и я отпущу тебя.
– Я застрелю его!
– говорит мальчик
– А я пристрелю тебя, говорю я.
– Мы с правительством, но мы не солдаты. Мы не знаем, где ваши люди. Если вы отпустили его, мы уйдём спокойно. Если вы убьете его, я гарантирую, что в ближайшее время здесь появятся солдаты, чтобы арестовать вас, и они не будут настолько снисходительны, как мы.
В этот момент Амар появляется во дворе позади Джорджа, и кто-то в толпе визжит, - их больше! И все разбегаются. Парень с пистолетом, ныряет в ближайший проход, оставив Джорджа, Амара, и меня одних. Я все еще держу свое ружье у лица, на случай, если они решат вернуться.
Амар обхватывает руками Джорджа, а Джордж стучит по его спине кулаком. Амар смотрит на меня, его лицо над плечом Джорджа.
– Все еще считаешь, что генетические повреждения здесь не причем?
Я прохожу мимо одного из навесов и вижу, как маленькая девочка сидит на корточках за дверью, она руками обвивает свои колени. Она видит меня через щель в слоистом брезенте и скулит немного. Интересно, кто научил этих людей, боятся солдат. И, что заставило маленького мальчика, достаточно отчаянного, целиться из пистолета в одного из них.
– Нет - говорю я.
– Я так не думаю.
У меня есть другие кандидаты, которых следует винить.
Мы вовремя вернулись к грузовику, Джек и Вайлет - настраивают камеры наблюдения, которые не были похищены людьми из периферии. У Вайлет в руках экран с длинным списком цифр, и она называет их Джеку, который программирует их на своем экране.
– Где вы, ребята, были?
– спросил он.
– На нас напали,- ответил Джордж.
– Нам надо уходить, сейчас же.
– К счастью, это последний набор координат, говорит Вайлет.
– Едем.
Мы загружаемся в грузовик снова. Амар тянется к двери, закрывая ее за нами, и я ставлю ружье на предохранитель и кладу на пол, рада от него избавиться. Не думала, что наведу опасное оружие на кого-либо сегодня, когда проснулась утром. Так же не думала, что увижу все эти виды условий жизни.
– В тебе говорит Отречение, говорит Амар.
– Это заставляет тебя ненавидеть это место.
Могу сказать
– Во мне говорит много вещей.
– Это как раз то, что я заметил так же в Четыре. Из Отречения выходят глубоко серьезные люди. Люди, которые автоматически видят вещи, как нужно, говорит он.
– Я заметил, что когда люди переходят в Бесстрашие, они меняются в каком то роде так же. Эрудиты, переходящие в Бесстрашие становятся жестокими и бесчеловечными.
Искренние переходящие в Бесстрашие, как правило, становятся громогласными, ищущими драки и адреналино-зависимыми. А когда Отреченные переходят в Бесстрашие они становятся . . . Я не знаю, солдатами, полагаю. Революционерами.
– Это то, кем он мог быть, если бы доверял себе больше, добавляет он.
– Если бы Четыре так не досаждала неуверенностью в себе, черт, он был бы еще одним лидером, я полагаю. Я всегда так думал.
– Я думаю, ты прав, говорю я.
– Когда он за кем-то следует, то непременно попадает в неприятности. Как в случае с Нитой. Или Эвелин.
А что насчет тебя?
– я спрашиваю себя. Ты тоже хочешь сделать из него последователя.
Нет, не хочу, сказала я себе, но я не уверена, что смогу в это поверить.
Амар кивает.
Образы периферии продолжают оживать внутри меня, как икота. Я представляю, как, будучи ребенком, моя мама сидела на корточках в одном из этих навесов, хваталась за оружие, потому что это единственная защита, задыхалась от дыма, чтобы согреться зимой.
Я не знаю, почему она так хотела покинуть это место после того, как ее спасли. Она абсорбировалась корпусом, а затем работала на его благо всю оставшуюся жизнь. Забыла ли она о том, откуда она родом?
Она не могла. Она в течение всей своей жизни пыталась помочь афракционерам. Может это и не из-за исполнения своих обязанностей как одной из Отречения - может быть, это из-за желания помочь людям, таким же, как те, которых она оставила.
Внезапно мне уже не хочется думать о ней, или этом месте, или о том, что я увидела здесь.
Я хватаюсь за первую мысль, которая приходит мне на ум, чтобы отвлечься.
– Так вы с Тобиасом были близкими друзьями?
– А у него вообще есть хорошие друзья?
– Амар качает головой.
– Хотя я дал ему прозвище. Я видел, как он смотрел в лицо своим страхам и видел, как много у него было проблем, и я подумал, что он мог бы начать новую жизнь, и поэтому стал звать его "Четыре". Но нет, не скажу, что мы были хорошими друзьями. Не такими хорошими, как хотелось бы.
Амар прислоняет свою голову к стене и закрывает глаза. Лёгкая улыбка касается его губ.