Время шло, разговоров об Алпамыше все меньше становилось, многие забывать его стали, — никто уже почти не верил, что может он живым оказаться…

Барчин незадолго до отъезда Алпамыша на чужбину понесла от него. Когда у нее родился сын, она его Ядгаром назвала: [31]«Пусть памяткой будет мне по Алпамышу», — сказала она… Время шло, — подрастал Ядгар, Барчин часто усаживала сына перед собой и, себя утешая, так говорила ему:

— Был бы жив Ядгар, мой дорогой сынок!

Выживет — в народе мужем станет он,

Мужем став, заменит он отца в свой срок, —

Слез моих тогда он высушит поток.

Ултантаз теперь стал знатен и высок, —

Не в черед схватил он власти поводок.

Как высокомерен стал он и жесток!

Лучшими людьми в стране он пренебрег,

Худших — к своему правлению привлек.

Мухурдар такой стране родной не впрок.

Справедливости он не дает дорог,

Путь насилья стал свободен и широк.

Если весь Конграт поработить он мог,

Если властен он, как всемогущий рок,

Кто ему хоть слово скажет поперек?

Знатных и простых согнул в бараний рог!

Хоть и от рабыни был Ултан рожден,

Все же к дому бия был он сопричтен,

Все же назывался сыном Байбури.

Но и престарелый бий-отец, смотри,

Как последний раб Ултаном угнетен, —

Быть его слугою старец принужден!

Байвучу-старуху он на склоне дней

Отдал в услуженье матери своей.

Калдыргач-бедняжку как унизил он, —

Из родного дома выгнал, выжил он!

Он ее угнал на озеро Бабир —

Стала Калдыргач верблюдов там пасти.

Гнет обид подобных как перенести?

Проклят будь такой несправедливый мир!..

Одинокая, она в степи живет,

Слезы день за днем, беспомощная, льет.

Изредка домой печально прибредет, —

С маленьким Ядгаром сердце отведет.

Сколько раз вокруг сиротки обойдет,

Сколько раз его к своей груди прижмет,

Скажет: «Мне другой утехи в жизни нет.

Друг мой, брат, погиб — и не разыскан след, —

Ты, Ядгар, от брата сохраненный свет!»

Скажет Калдыргач — и, словно расцветет,

Своего любимца нежно обоймет,

На руки возьмет, к груди его прижмет —

На верблюде в степь с собою увезет.

К озеру Бабир доставит их верблюд, —

Станет Калдыргач пасти верблюдов тут,

Станет Ядгарджан резвиться тут в степи

Близ своей любимой Калдыргач-апы.

Поживет она на Бабир-коле с ним,

Временно забудет горе, боли с ним…

Так вот — в горе и в униженьи жили они без Алпамыша под властью Ултантаза…

Дни за днями шли, месяцы и годы текли, — Алпамыш все в том же калмыцком зиндане пленником сидел. Смотрит он однажды из ямы своей вверх, видит — крылья над зинданом распластав, гусь кружит. Увидел гуся Алпамыш — и такие слова ему сказал:

— Ты не из Конграта ль в путь свой воспарил?

Гусь простой на вид, не Хумаюн ли ты?

[32]

Тенью крыл своих меня зачем накрыл?

Если б по-людскому ты заговорил,

Вестью от родных меня бы ободрил!

Не родни ль моей крылатый ты посол?

В глубине зиндана как меня нашел?

Своего врага терплю я произвол.

До чего меня калмыцкий шах довел!