Шрифт:
Получается те-о-ре-ти-чес-ки и туманно... Но, мне кажется, я говорю о конкретных вещах. Я говорю об ограниченности (мягко говоря) того, что мы называем реализмом. То, чем мы занимаемся, — не реализм. Это — житие по лекалам. Более талантливым оказывается тот, кто научился ловко тасовать лекала, как карточную колоду. Дела нет, что лекала — плоские, и мир — трехмерный (трех ли?).
Двухкомнатная квартира завалена бог знает чем. Склад (костюмерный цех и реквизиторский вместе). Свалка. Ненормальная старуха на кривых ножках, блестящие глаза, светлые, аккуратно крашенные волосы. Временами красавица. Стихи. Судьба. Сталин, Берия. Лагеря. Война. Мужья. Болезни. Юность. Гимназия. Омск. Сибирь. Старинные фотографии. Письма Горбачеву. Партия. Надежда. Театр. Артистка. Владислав. Приемный сын. Пережил ленинградскую блокаду. Умирал. Спасала. Избиение. Влюблена! Пишет стихи (читает здорово). Он ей говорит (любимый): «Я вас боюсь!»
Или мы научимся играть бесконечность,или все мертво. Бесконечность — конкретную, каждый раз.
14 июня 1987 г.
Ночь. Пришли после «Царской охоты». Пили чай.
Во время спектакля несколько раз замечал себе: «Вот, надо записать ощущение...Это так важно, надо записать...» А сейчас сел и думаю: как же этозаписать... и вообще — что этотакое, что нужно записать. Возникало нечто... какие-то прорывы... проколы... (не знаю, хорошо для спектакля или плохо... во всяком случае — непривычно).
Вдруг расширялось (разрывалось) пространство, зал, сцена сливались, виделась глубина колосников, видел как бы весь театрснаружи — мертвый серый дом среди большого старинного города... такой же серый и молчаливый, как все другие... но вот же... внутри притаилась тысяча человек, и все — все пристально-молчаливо всматриваются в яркое световое пятно... в пятне стоит моя Таня (и я тоже вместе с толпой всматриваюсь в нее) и что-то говорит мне, но не совсем разбираю, вернее, не стараюсьдаже разобрать, вникнуть в смысл, он кажется мне знакомым и в общем-то известным, — в эти секунды (вот главное) испытываю пронзительное счастье, ничем не объяснимое и в то же время (в те же секунды) неизъяснимую тоску, печаль, наверное оттого, что слышу, как летят секунды... вот-вот все рассыплется, кончится луч света, Таня, ее прекрасное лицо, слова... Я отвечаю ей подсознательно, ловлю реплики, очевидно, вкладываю определенный смысл в каждую фразу... Но думаю совсем о другом(то есть совсем не так, как учили: «внутренний монолог» мой — фиктивен). Однако эта фикция — есть мой материал игры.Вот велосипед, сегодня мною изобретенный, — материал игры.Где его брать? Как растить в себе на каждом спектакле — не знаю. Но убежден, что им не может быть слово,текст пьесы. Вот до чего договорился, вот до чего додумался сегодня — текст не может быть материалом игры!
По второму разу перечитываю Андрея Битова «Пушкинский дом». Если бы была возможность, перечитал бы и в третий (надо отдавать книгу).
Мощный роман! Русский роман! Русский в самом глубинном значении. Некоторые пророчестваменя просто потрясли! (Написан где-то в конце 60-х годов.) Попробую выписать хоть несколько фраз, хотя и бессмысленно... Только в целом и только в процессеон существует окончательно.
«...Человечество было бедным и прокармливало себя трудясь, не расковыривая купола природы, стоя у дверей ее скромно и не помышляя о грабеже. Оно могло, подголадывая, накормить «от пуза» нескольких там князей и церковников, их было не так уж много, и эта социальная «несправедливость» ничтожна, если учесть, что разностьэта необходима человечеству для основания культуры. Накапливая излишества,они невольно создавали образ возможности.Никакое равенство не возведет храмы и дворцы, не распишет их, не украсит. /... / Из обеспеченности возникла подготовленность, из подготовленности — способность ценить, из способности ценить — уровень культуры.Никак не наоборот. Культуре нужна база, богатство. Не для удовлетворения потребностей художника — а для подлинного спроса. Эту пассивную, почти биологическую, роль аристократии, такую очевидную, понимать уже поздно. Никому сейчас почему-то в голову не приходит, что сумасброд маленького княжества очень, по-видимому, понимал в музыке, если у него «работали» Гайдн или Бах. Что Папа понимал живопись, если выбирал между Микеланджело и Рафаэлем...»
Посмотрели несколько видеофильмов. «Апокалипсис» режиссера Копполы, «Кабаре», «Сатирикон» (Феллини) и «Калигулу» (меньше половины), нужно было уезжать встречать Толика с Нинкой в аэропорт.
«Кабаре» — удивительно перепевает «Двое на качелях», почти по Гибсону. Хорошие фильмы, бесспорно, но... не сходил бы сума, как многие. По-видимому, все-таки играет факт видео, исключительности, т. е. причастности.Из трех первых мне больше других по вкусу «Сатирикон».
15 июня 1987 г., Рига
Вчера виделись с Феликсом Григоряном. Он приехал для разговора с Мигдатом на предмет главрежиссерства. Попросил о встрече — поговорить. Пришел к нам в номер. Говорили часа два. Он набросал, так сказать, свою программу, репертуар и т. д. Интересовался моими планами, мыслями и проч. В общем разговор толковый. В нашей театральной ситуации, очевидно, его фигура — самое правильное решение. Внутренне я Мигдата поддерживаю и одобряю. И не только внутренне. Он нам знаком (для нашего театра — важно это). Знает в достаточной мере нас. За плечами убедительный опыт Томска. «Рядовые», правда, был не лучший спектакль, но... один случайно поставленный спектакль — ни о чем не говорит.
Я надеюсь (судя по разговору) на нормальную, толковую совместную работу.
Вчера играли «Качели» — очень плохо. Просто дурно. Давно так плохо не играли. И ничего не мог с собой поделать — бесполезно. Ушло что-то — и конец! Ничего не помогает. Вот тебе и материал игры!Не было материала... сегодня опять «Качели» — даже страшно. Как играть?
18 июня 1987 г.
Последний раз в Риге играли сегодня «Царскую охоту». Владислав привез на спектакль Маргариту Павловну. Удивительная старушка сидела в первом ряду. На поклонах к ногам красиво бросали розы. Было много цветов и т. д.
Без даты
20-го в последний раз шли «Архангелы». Зрителей в Доме офицеров так и не прибавилось, мои надежды не сбылись. Хотя принимали тоже очень и очень. Почти овации.
Я совершенно не могу смотреть свой спектакль (заставляю себя сидеть в зале силком). Состояние просто ужасное. Все кажется плоским, неталантливым, тривиальным. Что самое плохое — начинаю сердиться на актеров, досада появляется, раздражение. Наверное, это нехорошо. Себя надо «съедать», а не актеров. Твержу себе это, твержу, а злюсь на них. Много, кажется, что делали, — теряют. Ровнее всех играет Ицик, хорошие сцены бывают у Лысова (но бывают просто плохие спектакли), пару сцен неплохо держит Василиади... Вот, пожалуй, и все... по моим меркам. Когда хвалят другие — молчу... и думаю про себя... На актеров сердиться, конечно, не имеет смысла, но... Проблема профессииесть, она растет, и думать об этом необходимо.