— Это вовс не ужасныя слова, если я говорю ихъ кому-нибудь изъ моего сословія. Вы никому не скажете, что я это говорилъ.

— Я? Да меня за это растерзаютъ дикія лошади.

— Хорошо; тогда позвольте мн скавать вамъ всю правду. Я вовсе не боюсь и повторить вамъ это. Я полагаю, что въ минувшую ночь было совершено ужасное злодйство надъ этимъ бднымъ невиннымъ народомъ. Старый баронъ наказанъ такъ, какъ онъ этого заслуживалъ. Если бы это и до меня касалось, то я поступилъ бы точно также.

Страхъ и угнетенное состояніе совершенно исчезли въ обращеніи угольщика, а вмсто нихъ явились признательность и честное воодушевленіе.

— Быть, можетъ, вы шпіонъ и ваши слова не боле, какъ ловушки, но все же они освжили меня; я съ удовольствіемъ слушаю ихъ и хотлъ бы ихъ еще слушать; я, кажется, готовъ былъ бы пойти на вислицу, лишь бы только имть хотя одинъ хорошій обдъ въ моей голодной жизни. И вотъ теперь я разскажу вамъ все откровенно и вы можете донести на меня, если только этого желаете. Я помогалъ вшать моихъ сосдей потому, что въ противномъ случа угрожала бы опасность моей собственной жизни, если бы я не принялъ сторону моего господина; другіе также дйствовали по той же причин. Ахъ, радостенъ тотъ день, когда онъ умеръ, но мы проливаемъ лицемрныя слезы, потому что въ этомъ заключается все наше спасеніе. Я произнесъ слова!

Я произнесъ слова, единственныя, показавшійся мн такими хорошими и награда за это вполн достаточна. Ведите меня, куда хотите, хотя бы на эшафотъ, я совершенно готовъ.

Видите-ли, какъ это бываетъ. Человкъ всегда останется человкомъ въ глубин своей души. Цлые годы злоупотребленій не могутъ совершенно вытснить изъ него человчество. Да, эти люди представляли хорошій матеріалъ для республики! Каждый изъ нихъ долженъ заниматься какою-нибудь полезною промышленностью, затмъ нужна всеобщая подача голосовъ; а управленіе государствомъ должно быть вврено мужчинамъ и женщинамъ изъ народа. Да, не было никакой причины, чтобы мн отказаться отъ моей завтной мечты!

Мы шли, не спша, вдоль дороги и разговаривали. Мы располагали временемъ, которое необходимо было употребить, чтобы дойти до деревни Аббласодуръ и объявить тамъ суду о преслдованіи убійцъ и затмъ вернуться домой. Въ моемъ разговор съ угольщиками у меня былъ еще особый интересъ, который никогда не терялъ для меня своей новизны, съ тхъ поръ, какъ я живу въ королевств Артура: это различное обращеніе между собою людей, явившееся слдствіемъ раздленія на касты. По отношенію къ бритымъ монахамъ, поторые шли медленно вдоль дороги, съ своимъ капюшономъ пазади и съ струившимся по жирному лицу потомъ, угольщикъ былъ исполненъ глубокаго уваженія; съ дворяниномъ былъ раболпенъ; съ фермерами и свободными людьми обращался дружелюбно и ласково; но если проходилъ какой-нибудь рабъ и принималъ почтительно униженную позу, то угольщикъ поднималъ вверхъ свой раздвоенный носъ и даже не смотрлъ на этого человка. Бывали такія времена, когда казалось, точно хотятъ повсить весь человческій родъ и закончить этимъ фарсъ.

Но вотъ мы наткнулись на одинъ инцидентъ. Небольшая кучка полунагихъ ребятишекъ, мальчиковъ и двочекъ, выбжала изъ лсу съ воплями, криками и испугомъ на лицахъ. Самому старшему изъ нихъ было не больше 12–14 лтъ. Они стали насъ просить о помощи, но сами были до такой степени испуганы, что мы ршительно не могли понять въ чемъ дло. Мы свернули въ лсъ, ребятишки вели насъ и мы скоро увидли, что было причиною ихъ безпокойства и страха: они повсили на веревк своего маленькаго товарища; онъ сталъ болтать ногами и барахтаться, задыхаясь до смерти. Мы освободили его и унесли оттуда; этотъ маленькій народецъ хотлъ подражать старшимъ; они стали играть въ бунтъ и окончили это такимъ подвигомъ, который общалъ сдлаться со временемъ много серьезне, чмъ они это предполагали.

Но эта экскурсія не пропала для меня даромъ. Я пріобрлъ нсколько знакомствъ и въ качеств чужестранца могъ предлагать сколько угодно вопросовъ. Вещь, наиболе интересовавшая меня, какъ государственнаго человка, это заработокъ. Я разузналъ все, что только можно было узнать по этому предмету. Человкъ, не имющій достаточно опытности и не любящій много разсуждать, тотъ способенъ соразмрять процвтаніе націй или недостатокъ такого процвтанія по ихъ большему или меньшему заработку: если заработокъ достаточенъ, то нація процвтаетъ; если же сумма заработка низка, то нація не благоденствуетъ. Но это заблужденіе. Тутъ дло не въ томъ, какую вы заработываете сумму, а въ томъ, сколько вы можете купить необходимыхъ вещей на эту сумму; это-то и показываетъ, высокъ-ли вашъ заработокъ фактически или только номинально. Я помню, какъ это было во время нашей большой гражданской войны въ девятнадцатомъ столтіи. На свер плотникъ заработывалъ три доллара въ день золотою валютою; на юг же онъ заработывалъ пятьдесятъ, которые уплачивались конфедератными шинъ-плэстерами стоимостью долларъ за бушель. На свер мужское платье стоило три доллара — дневной заработокъ; на юг это стоило семьдесятъ пять — двухдневный заработокъ. Цна всхъ другихъ вещей была въ такой же пропорціи. Слдовательно, заработки были вдвое выше на свер, чмъ на юг, потому что одинъ заработокъ давалъ больше относительно пріобртенія необходимыхъ вещей, чмъ другой.

Я пріобрлъ много разнообразныхъ знакомствъ въ деревн и вещь, доставившая мн наибольшее удовольствіе это видть въ обращеніи наши новые копны, часть милльреевъ, миллеевъ, часть центовъ, изрядное количество никкслей и нсколько серебра; все это обращалось между ремесленниками и вообще между обитателями; а также было и немного золота, но оно находилось въ банк, такъ сказать, золотыхъ длъ мастера. Я вошелъ туда, когда сынъ Марко торговалъ у лавочника четверть фунта соли, и попросилъ размнять мн золотую монету въ двадцать долларовъ. Они исполнили это, но прежде разсмотрли ее, взвсили, попробовали кислотою; затмъ спросили меня, гд я взялъ эту монету, кто я такой, откуда, куда иду, когда я думаю отправиться, словомъ, предложили сотню самыхъ разнообразныхъ вопросовъ; когда они исчерпали вс эти вопросы, я охотно далъ имъ вс требуемыя свднія; я сказалъ, что у меня есть собака, которую зовутъ Уатшъ (часы), что мою первую жену звали Фри Уголь Батистъ, а ея ддушка былъ пресвитеріаноцъ, что я зналъ человка, у котораго было два большихъ пальца на каждой рук и бородавка на верхней губ, и такъ дале и такъ дале, пока этотъ алчный деревенскій допрашиватель былъ совершенію удовлетворенъ и тнь подозрнія совершенно исчезла съ его лица, но онъ долженъ былъ уважать человка такой финансовой силы, какъ я; такимъ образомъ, я замтилъ, что часть денегъ для размна онъ взялъ у своего помощника; это было весьма естественно. Они мн размняли мой двадцатидолларовый золотой, но я понялъ, что это нсколько стснило банкъ, что я, конечно, и ожидалъ, такъ какъ это было бы все равно, что въ девятнадцатомъ столтіи отправиться въ какую нибудь дрянную деревенскую лавченку и попросить хозяина размнять тотчасъ же билетъ въ дв тысячи долларовъ. Быть можетъ, онъ это и сдлаетъ, но въ тоже время и крайне удивится, какимъ образомъ могла очутиться такая сумма въ карман мелкаго фермера; вроятно, такъ думалъ и золотыхъ длъ мастеръ; онъ проводилъ меня до двери и долго смотрлъ мн вслдъ съ большимъ удивленіемъ,

Монеты новой чеканки не только были удобны для обращенія, но въ тоже время имъ счетъ былъ очень легокъ; именно народъ заимствовалъ названія прежнихъ монетъ и говорилъ о вещахъ, стоющихъ столько-то долларовъ или центовъ или милліевъ, или милльреевъ. Такимъ образомъ въ этомъ дл оказался большой прогрессъ.

Я познакомился со многими мастерами по механической части и самымъ замчательнымъ изъ нихъ былъ кузнецъ Доулэй. Это былъ подвижной человкъ, любившій поговорить; у него было два поденныхъ подмастерья, три ученика и онъ хорошо велъ свои дла. Онъ богатлъ день ото дня и пользовался общимъ уваженіемъ. Марко очень гордился дружбою съ такимъ человкомъ. Онъ съ намреніемъ провелъ меня туда, чтобы посмотрть такую большую кузницу, которая покупала у него такъ много угля; но въ сущности ему хотлось показать мн, на какой короткой ног онъ былъ съ такимъ важнымъ человкомъ. Доулэй и я, скоро подружились; у меня именно и были такіе смышленые люди въ моей Сольтъ-Армсъ факторіи. Мн хотлось получше разглядть этого кузнеца и я пригласилъ его обдать къ Марко въ воскресенье. Марко ужаснулся и еле переводилъ дыханіе; но лишь только этотъ богачъ согласился, какъ угольщикъ разсыпался въ благодарностяхъ и даже позабылъ удивиться такой снисходительности со стороны богача.