Твен Марк
Шрифт:
ГЛАВА VIII.
Униженіе Доулэя.
Когда купленные мною припасы были присланы въ субботу, посл заката солнца, то мн много было хлопотъ съ мужемъ и женою Марко, которые чуть не упали въ обморокъ. Они были уврены, что Джонъ и я вполовину раззорились и порицали самихъ себя, что были причиною такого банкротства. Кром припасовъ для обда, что составляло довольно круглую сумму, я еще купилъ провизіи про запасъ; порядочную порцію муки и разныхъ такихъ припасовъ, которые считаются крайне рдкими у людей такого класса, все равно, что мороженное для отшельниковъ; два фунта соли, что также было большимъ количествомъ въ глазахъ этихъ людей; затмъ: посуду, стулья, одежду, небольшой бочонокъ пива и пр. Я просилъ Марко ничего не говорить о покупк этихъ вещей, желая сдлать сюрпризъ гостямъ. Что же касается до платья, то эта простодушная чета была ему очень рада. Они вели себя, какъ дти; цлую ночь они то примряли его, то опять снимали, то разсматривали его цвтъ и такъ продолжалось до самаго разсвта и тогда только они его спрятали. Ихъ радость, доходившая положительно до сумасшествія, дйствовала на меня такимъ освжающимъ способомъ, что, глядя на нее, я былъ вполн вознагражденъ за то, что мн это мшало спать. Король, по своему обыкновенію, спалъ, какъ убитый. Супруги Марко не благодарили его за платье, такъ какъ это было имъ запрещено; но они всми способами старались выразить ему свою признательность. Но это не повело ни къ чему: онъ не замтилъ никакой перемны.
Былъ чудный солнечный день, какіе только бываютъ въ Іюн, и о которыхъ говорятъ, что тогда небо открываетъ свои двери; около полудня собрались и гости; мы расположились подъ большимъ деревомъ и дружелюбно бесдовали, какъ старые знакомые. Король, однако, велъ себя нсколько сдержанно, тмъ боле, что ему очень трудно было освоиться съ своимъ новымъ именемъ Джона. Я просилъ его попробовать не забывать, что онъ фермеръ; но я также посовтовалъ ему на этомъ и остановиться и не развивать по этому поводу особыхъ идей. Онъ былъ такого рода человкъ, который, если его не предостеречь, могъ испортитъ дло самыми мелочными пустяками; языкъ у него былъ развязный, умъ упрямый, а свднія самыя неточныя.
Доулэй былъ въ праздничномъ плать и всегда гордился своимъ богатствомъ; я завладлъ этимъ человкомъ и постарался, чтобы онъ началъ намъ разсказывать свою исторію, гд, конечно, онъ самъ былъ героемъ; это было очень хорошо, сидть и слушать, какъ онъ говоритъ. Видите-ли, это былъ человкъ, достигшій самъ такого положенія. Такіе люди умютъ говорить. Они вполн заслуживаютъ доврія, такъ какъ говорятъ сущую правду. Онъ началъ свой разсказъ съ того времени, какъ остался сиротою безъ денегъ и безъ друзей, которые могли бы ему помочь; онъ жилъ какъ, какъ живутъ рабы самаго мелкаго рабовладльца; онъ работалъ отъ шестнадцати до восемнадцати часовъ въ сутки и заработывалъ только себ на черный хлбъ и всегда былъ впроголодь; затмъ, его честное отношеніе къ длу привлекло вниманіе одного кузнеца; послдній совершенно неожиданно явился къ нему и предложилъ взять его къ себ въ ученики на девять лтъ, въ теченіе которыхъ онъ обязался: кормить, одвать и учить его мастерству или "таинству", какъ выражался Доулэй; это было его первымъ шагомъ по пути къ благоденствію и онъ говорилъ объ этомъ, какъ о какомъ-то чуд, выпавшемъ на долю такого обыкновеннаго человческаго существа, какимъ былъ онъ. Во время своего ученія онъ не получалъ новаго платья, но въ день своего повышенія въ подмастерья онъ получилъ новое платье и считалъ себя весьма счастливымъ и богатымъ.
— Я помню также этотъ день! — съ восторгомъ сказалъ каменьщикъ.
— И я также! — воскликнулъ колесникъ; — не у одного тебя былъ такой день; по истин сказать, этому нельзя поврить.
— Нтъ, у другихъ не было такого дня! — возразилъ Доулэй съ пылающими глазами. — Я совершенно измнилъ свой характеръ и такъ шумно выражалъ свой восторгъ, что сосди думали, что меня обокрали. О, это былъ великій день! великій день! никто не можетъ забыть такихъ дней!
Хозяинъ Доулэя былъ хорошій и зажиточный человкъ; два раза въ годъ у него бывалъ парадный обдъ съ блымъ хлбомъ, съ настоящимъ пшеничнымъ хлбомъ; онъ жилъ какъ лордъ, какъ это обыкновенію говорится. Впослдствіи Доулэй женился на его дочери и получилъ въ наслдство кузницу.
— А теперь видите-ли, до чего я добился, — сказалъ онъ съ самодовольнымъ видомъ. — Два раза въ мсяцъ у меня бываетъ за обдомъ свжее мясо. — Онъ остановился, точно хотлъ посмотрть, какое это произведетъ впечатлніе, и затмъ прибавилъ:- восемь разъ въ мсяцъ солонина.
— Это совершенно врно, — сказалъ колесникъ съ подавленнымъ вздохомъ.
— Я также знаю это, — замтилъ каменщикъ съ видомъ, полнымъ почтенія.
— За моимъ столомъ каждое воскресенье появляется блый хлбъ за обдомъ, — торжествомъ сказалъ кузнецъ. — Я предоставляю на вашу совсть, мои друзья, подтвердить, что это правда.
— Клянусь моею головою, что это правда! — воскликнулъ каменщикъ.
— Я могу засвидтельствовать это! — воскликнулъ колесникъ.
— Что же касается до приборовъ и посуды, то вы сами видли, сколько у меня этого добра. — Онъ сдлалъ жестъ рукою и затмъ прибавилъ:- Говорите чистосердечно; говорите, какъ будто бы меня здсь но было.
— У васъ пять стульевъ самой прочной и хорошей работы, хотя ваша семья состоитъ только изъ трехъ человкъ, — сказалъ колесникъ съ видомъ глубокаго почтенія.
— Шесть деревянныхъ чашъ и шесть деревянныхъ блюдъ, два оловянныхъ, для того чтобы пить и сть, — сказалъ каменщикъ, желая произвести впечатлніе. — Богъ мн Судья, клянусь моимъ вчнымъ спасеніемъ, что это правда, такъ какъ мн придется отвчать за это на Страшномъ Суд.
— Вотъ видите-ли, какой я человкъ, братецъ Джонъ, — сказалъ кузнецъ съ самымъ дружескимъ снисхожденіемъ, — безъ всякаго сомннія, вы считаете меня человкомъ завистливымъ, требующимъ къ себ полнаго уваженія и думаете, что я отношусь къ чужестранцамъ недоврчиво, пока не узнаю ни ихъ качествъ, ни ихъ образа занятій, но вы можете быть вполн спокойны по поводу всего этого; я отношусь ко всмъ совершенно чистосердечно и справедливо, какъ бы ни было скромно то дло, которымъ человкъ занимается. Но вотъ моя рука, мы вс здсь равны, это я говорю своими собственными устами, — онъ улыбнулся и обвелъ всхъ такимъ довольнымъ взглядомъ, точно это былъ кумиръ, совершившій какое-нибудь благое дло и вполн этимъ удовлетворенъ.
Король подалъ руку съ плохо скрываемымъ отвращеніемъ, точно какая-нибудь лэди, которой приходится дотронуться до рыбы; все это произвело эффектъ, такъ какъ никто не понялъ естественнаго смущенія того, кто, дйствительно, былъ озаренъ лучами величія.
Но вотъ хозяйка дома принесла столъ и поставила его подъ деревомъ. Это было большимъ сюрпризомъ, такъ какъ столъ былъ совершенію новый и изъ хорошаго матеріала; но ихъ удивленіе возросло еще боле, когда хозяйка съ видомъ полнаго равнодушія, но съ взоромъ, блиставшимъ отъ тщеславія, разостлала на стол чистую, новую скатерть. Это было какъ бы въ пику хозяйственнымъ принадлежностямъ кузнеца, что его, конечно, нсколько ожесточило; вы это увидите. Но Марко былъ на седьмомъ неб, вы это также увидите. Затмъ хозяйка принесла два новыхъ хорошихъ стула! Уфъ! это произвело сенсацію: это было видно по глазамъ каждаго изъ гостей. Дале она принесла еще два, но такъ спокойно, какъ она это только могла. Опять сенсація и легкій шопотъ. Но вотъ она принесла еще два стула, размахивая ими по воздуху; она такъ этимъ гордилась. Гости были положительно изумлены и каменщикъ пробормоталъ: