Но и это мн не удалось! Лишь только я завернулъ за первый уголъ, какъ натолкнулся на одного изъ нашихъ рабовъ въ сопровожденіи стражи. Я въ это время кашлянулъ и рабъ бросилъ на меня удивленный взглядъ, который, казалось, проникъ мн до мозга костей. Я подумалъ, что, вроятно, ему показалось, будто онъ слышалъ когда-то такой кашель. Я тотчасъ же вошелъ въ лавку и сталъ прицниваться къ вещамъ, а самъ между-тмъ наблюдалъ угломъ глаза за тмъ, что длалось вн лавки. Рабъ и сторожъ остановились, разговаривая между собою и заглядывая въ дверь лавки. Я намревался выйти изъ лавки заднимъ ходомъ, если только тамъ былъ таковой; я попросилъ продавщицу, нельзя-ли пройти посмотрть, нтъ-ли тамъ убжавшаго раба, который, вроятно, гд-нибудь спрятался; къ этому я прибавилъ, что я переодтое оффиціальное лицо и что мой помощникъ стоитъ тамъ, у двери, вмст съ однимъ изъ убійцъ; не будетъ-ли она такъ добра отправиться къ нему и сказать, чтобы онъ не ждалъ, а направился бы до конца по задней алле и былъ бы на готов схватить преступника, когда я его позову.

Продавщиц было любопытно видть одного изъ убійцъ и она отправилась исполнить мою просьбу. Я же проскользнулъ къ заднему ходу, оторвалъ дверь, затмъ заперъ ее на ключъ, который и положилъ къ себ въ карманъ и очень радовался, что мн удалось ускользнуть.

Но тутъ я опять испортилъ все, сдлавъ одну ошибку, въ сущности, не одну, а дв. Тутъ было нсколько дорогъ, по которымъ бы я могъ направиться и скрыться изъ виду, но мн захотлось выбрать наиболе живописную; это большой недостатокъ моего характера. Конечно, преслдовавшій меня сторожъ долженъ былъ бы идти по моимъ слдамъ и онъ дошелъ бы до дубовой двери, запертой на ключъ, пока ее выломали бы, я усплъ бы скрыться; тутъ я занялся бы переодваньемъ и переходилъ бы изъ лавки въ лавку и, наконецъ, появился бы на улицахъ Лондона въ такомъ костюм, что ко мн не ршились бы подступиться. Но вмсто того, чтобы сдлать самую естественную вещь — идти по моимъ слдамъ — стражъ буквально не исполнилъ мои инструкціи, переданныя ему продавщицею. Лишь только я вышелъ на улицу, вполн довольный, что мн удалось обмануть этого простофилю, какъ стражъ вмст съ рабомъ завернули за уголъ, и я очутился съ ними лицомъ къ лицу.

Я пришелъ въ сильное негодованіе и сталъ разсказывать, что вернулся недавно изъ далекаго путешествія и разныя подобныя вещи, думая этимъ обмануть раба, но послдній хорошо зналъ меня. Тогда я сталъ упрекать его въ измн. Но это скоре удивило его, чмъ разсердило. Онъ широко раскрылъ глаза и сказалъ:

— Къ чему мн было выпускать тебя изъ рукъ, чтобы ты избгъ вислицы, когда ты главная причина нашей казни? Ступай-ка лучше!

"Ступай-ка!" это было ихъ особенное выраженіе. Мн хотлось улыбнуться. Какъ странію выражаются эти люди.

Онъ считалъ, что поступилъ совершенно справедливо въ этомъ дл и потому я пересталъ съ нимъ спорить. Если вы не можете предотвратить несчастье какими-либо документами, то этого не слдуетъ и домогаться. Это не было въ моемъ способ дйствій и потому я сказалъ:

— Васъ не повсятъ. Никто изъ насъ не будетъ повшенъ.

Оба расхохотались и рабъ сказалъ:

— Раньше не считали тебя сумасшедшимъ. Теб необходимо сохранить твою репутацію, тмъ боле, что это не надолго.

— Но тмъ не мене, я подтверждаю это. Ране завтрашняго утра мы уже боле не будемъ въ тюрьм и можемъ идти, куда намъ вздумается.

Стражъ почесалъ за ухомъ, вздохнулъ полною грудью и сказалъ:- Вы уже не будете боле въ тюрьм… да… да… это совершенно врно. Вы будете совсмъ свободны идти, куда угодно, но вы не уйдете дальше царства дьявола.

Я сдержалъ себя и сказалъ совершенно равнодушно:

— Вы предполагаете, что насъ повсятъ черезъ день или два.

— Такъ я предполагалъ, по крайней мр, за нсколько минутъ передъ тмъ, такъ это было ршено и объявлено.

— А теперь вы измнили свое мнніе, не такъ-ли?

— Прежде я только предполагалъ это, но теперь я знаю…

Я сдлался саркастиченъ и сказалъ:

— О, мудрый служитель закона, снизойдите сказать намъ, что вы знаете.

— Я знаю, что вы вс будете повшены сегодня между полуднемъ и вечеромъ! Ого! Это роковой ударъ! Обопритесь на меня!

Но мн вовсе не нужно было опираться на кого бы то ни было; однако, меня поразило это извстіе потому, что мои рыцари не прідутъ во время; они опоздаютъ на три часа. Теперь ничто не можетъ спасти ни короля Англіи, ни меня; въ сущности мое спасеніе было много важне, но не столько ради меня самого, сколько ради націи, которая уже начала идти по пути просвщенія. Я былъ положительно подавленъ и не говорилъ ничего больше, такъ какъ и говорить больше было не о чемъ. Я прекрасно зналъ, что именно предполагалъ этотъ человкъ: если пропавшій рабъ будетъ найденъ, то постановленіе измнятъ и казнь назначатъ на сегодня.

Пропавшій рабъ былъ найденъ.

Около четырехъ часовъ пополудни. Дйствіе происходитъ по ту сторону лондонскихъ стнъ. Прохладный чудный день, озаряемый блестящимъ солнцемъ; такой день заставлялъ желать жить, а не умирать. Собралась громадная толпа и покрыла обширное пространство, но у насъ, несчастныхъ пятнадцати человкъ, не было на одного друга въ этой толп, въ этой громадной масс человческихъ существъ. Тутъ было что-то горестное въ этихъ чувствахъ, смотрите на это, какъ хотите. И вотъ мы сидли на нашемъ высокомъ эшафот, служа мишенью ненависти и насмшекъ всхъ этихъ враговъ. Мы представляли изъ себя какое-то праздничное зрлище. Были устроены эстрады для знати и именитыхъ людей, которые присутствовали здсь съ своими дамами; многихъ изъ нихъ мы узнали.

Толпа боле всего забавлялась надъ королемъ; когда насъ освободили отъ оковъ, то король вн себя отъ гнва вскочилъ съ своего мста съ обезображеннымъ синяками лицомъ, провозгласилъ себя Артуромъ, королемъ Британіи и заявилъ, что всякаго ожидаетъ смертная казнь, если только одинъ волосъ упадетъ съ его священной главы. Но король былъ крайне удивленъ и пораженъ, когда въ толп раздался громкій хохотъ на его слова. Это оскорбило его достоинство и онъ опустился молча на свое мсто; но толпа старалась раздразнить его и заставить опять подняться; тутъ раздавались и свистки, и мяуканья, и грубыя шутки: