Можно сказать, что онъ представилъ намъ, собственно, не успхи наукъ, а только успхи матеріализма въ наукахъ. Картина его врна, но мы думаемъ, что этотъ общераспространенный складъ научныхъ убжденій есть лишь очень одностороннее отраженіе сущности науки; мы вримъ, что и теперь истинное содержаніе наукъ гораздо значительне и, что, вообще, научныя начала имютъ несравненно больше внутренней силы и глубины. Ренанъ есть рабъ современности. Онъ преклоняется передъ авторитетомъ наиболе популярныхъ изъ ныншнихъ ученыхъ такъ же покорно, какъ прежде преклонялся передъ католическимъ ученіемъ.

И однако, въ Ренан еще живы другія понятія, боле высокія, чмъ его теперешнее исповданіе. Послднія строчки его предисловія странно противорчатъ духу, въ которомъ все оно написано. Заговоривъ о томъ, что человчеству и наук не суждено вчно существовать, онъ неожиданно заключаетъ: «но, еслибы даже небо на насъ обрушилось, то мы все-таки уснули бы спокойно съ такою мыслью: Существо, котораго мы были преходящимъ проявленіемъ, всегда существовало, всегда будетъ существовать» (стр. XX).

Конечно, подобная мысль о Бог и о нашихъ отношеніяхъ къ нему можетъ быть очень утшительна; но гд же хотя малйшій слдъ этой мысли въ той наук, которую Ренанъ поставилъ цлью своей жизни и успхи которой онъ намъ только-что излагалъ? Если мірозданіе и человкъ есть произведеніе божественной силы, то на всемъ должна лежать нкоторая печать этой силы. Стремится ли наука распознать эту печать? Научаетъ ли она насъ умнью ее видть? Если процессъ, совершающійся въ мірозданіи и въ исторіи, есть нкоторая эволюція, то показываетъ ли наука, что направленіе и цль этой эволюціи не случайны, а такъ или иначе находятся въ зависимости отъ божественнаго ума и божественной воли?

Вотъ точка зрнія, съ которой видно, что то, что Ренанъ считаетъ великимъ успхомъ, составляетъ, можетъ быть, великій упадокъ.

Общераспространенный складъ современныхъ научныхъ убжденій былъ часто предметомъ разсужденій и замчаній. Мы приведемъ здсь чрезвычайно мткую и опредленную характеристику этого склада, которую нашли у Вогюэ, писателя очень извстнаго русской публик. По случай выставки 1889 года онъ написалъ рядъ замтокъ, въ которыхъ старается уловить внутреннія черты нашего времени и сравниваетъ его съ тмъ, что было сто лтъ тому назадъ. И онъ ршительно утверждаетъ, что т политическія понятія, которыя лежали въ основаніи первой французской революціи и первой республики, уже не имютъ силы въ третьей республик, что теперь господствуютъ совершенно другіе взгляды. Переворотъ въ мнніяхъ произошелъ въ послднія два-три десятилтія. Вотъ какъ Вогюэ описываетъ причины этой перемны и новое господствующее настроеніе.

«Еще не очень давно авторитетъ революціоннаго символа вры (принциповъ 1789 года) стоялъ твердо, почти не страдая отъ направленныхъ на него нападеній другихъ доктринъ».

«Индивидуальныя мннія, съ какой бы высоты они ни провозглашались, легко могутъ быть отнесены на счетъ дилеттантизма и почти не имютъ дйствія на. популярное предубжденіе; оно бываетъ искореняемо лишь какимъ-нибудь другимъ предубжденіемъ. И такое предубжденіе понемногу складывалось. Въ это время (лтъ тридцать назадъ), опытныя науки обладали большимъ кредитомъ: он завладли лучшими умственными силами во Франціи и въ другихъ средоточіяхъ европейскаго развитія; он заправляли ходомъ всхъ категорій мышленія. Научныя теоріи, не выходившія прежде изъ кабинета своихъ авторовъ или изъ тснаго кружка адептовъ, стали распространяться въ образованномъ мір и сложились около этого времени въ извстныя ходячія формулы. Создался нкоторый философскій символъ вры, общепринятый всми, кто давалъ движеніе идеямъ; главные члены этого символа можно сокращенно выразить въ нсколькихъ строкахъ»:

«Вселенная, непрестанная кристаллизація нкоторой темной воли, есть поприще и безпрерывно измняющійся результатъ извстнаго рода игры силъ. То же опредленіе прилагается къ человку, клточк этого обширнаго организма. Человкъ не свободенъ; подчиненный власти всеобщаго детерминизма, онъ безсознательно слдуетъ развитію своей внутренней природы; эта природа ведетъ его къ своимъ цлямъ посредствомъ цлаго ряда искусныхъ обмановъ. Никакой человкъ не можетъ быть разсматриваемъ отдльно; выхваченный изъ ряда, онъ такъ же мало иметъ цны и значенія, какъ звено, отдленное отъ цпи; произведеніе племени, среды и мгновенія, онъ объясняется только наслдственностію и общественностію. Его личное усиліе, присоединяясь къ наслдственному усилію, стремится постоянно создавать неравенство посредствомъ подбора. Подборъ совершается посредствомъ безпощадной борьбы всхъ противъ всхъ, посредствомъ побды наиболе сильнаго, — или (если вводятъ въ дло нравственное понятіе) наилучшаго (оба эти слова имютъ одинаковый смыслъ въ естественной морали) — надъ наиболе слабымъ, надъ наихудшимъ. Сила есть накопившееся качество, приспособленіе какого-нибудь существа къ его особой цли. И такъ, нельзя говорить, что сила выше права — это противно смыслу, но нужно говорить: сила создаетъ право. Законъ подбора встрчаетъ себ противодйствіе въ антагонистическомъ закон атавизма, или стремленія къ воспроизведенію первоначальнаго типа; въ человк возвращеніе съ первобытной животности есть постоянная опасность, угрожающая обществу. Въ исторіи, какъ въ біологіи, прежнія состоянія возвращаются подъ новыми формами! безграничное соперничество есть условіе прогресса, появленіе извстнаго органа оправдываетъ его употребленіе; права видовъ и недлимыхъ пропорціональны ихъ жизненному могуществу»,

«Излишне было бы настаивать на соціальныхъ слдствіяхъ этихъ ученій; они тяготютъ около трехъ главныхъ точекъ: детерминизма, подбора въ силу наслдственности, права силы. Гд тутъ свобода, равенство, братство? Далеко ушли мы отъ той философіи, которая внушила Объявленіе правъ человка!»

«Такъ совершился кризисъ принциповъ 1789 года; они теперь между двухъ огней, между богословскимъ протестомъ, слдившимъ за ними издали, и между протестомъ научнымъ, который внезапно поднялся противъ нихъ».

«Я лишь констатирую, что съ 1870 г. избранная въ умственномъ отношеніи часть молодыхъ поколній является наблюдателю съ новыми качествами и недостатками. Въ этой избранной части вс умы усвоили себ указанный выше символъ вры. Большею частію они не почерпали изъ источниковъ, никогда не читали авторовъ тхъ ученій, дйствіе которыхъ на себ исдытываютъ; тмъ не мене они проникнуты, часто сами того не зная, идеями, разлитыми въ окружающемъ воздух» [5] .

Эта формулировка новйшаго настроенія умовъ, сдланная Вогюэ, подтверждаетъ и дополняетъ, намъ кажется, печальные итоги Ренана. Не только успхи наукъ политическихъ и соціальныхъ слабы, но самыя основы этихъ наукъ разрушаются. Отвлеченныя понятія справедливости, равенства, свободы, такъ долго воспламенявшія умы, теряютъ свою силу и уступаютъ мсто не боле высокимъ и конкретнымъ идеямъ, а понятіямъ низшаго разряда, представленіямъ борьбы, наслдственности, подбора. Источникъ этого пониженія все тотъ же: обобщенія, сдланныя въ естественныхъ наукахъ. Люди низводятъ себя въ своемъ пониманіи на степень животныхъ и растеній, даже, какъ мы видли, на степень плсени и лишаевъ. Какъ будто даромъ пропали вс усилія, вс тысячелтія усилій человческихъ жить по разуму, по высшему идеалу, а не по влеченіямъ и законамъ тла, не уподобляться презрннымъ животнымъ, а возвышаться и мыслью и дйствіями до чистой духовности, до созерцанія Божества, до сліянія съ нимъ. Очень странно, что натуралисты вычеркиваютъ эти факты изъ своихъ изслдованій; исторія человчества должна бы имъ ясно показывать, что у человка природа совершенно особенная, не подходящая ни подъ какія придуманныя ими категоріи и обслдованные ими процессы. Неужели же вся эта исторія до сихъ поръ была только случайностію, нечаяннымъ уклоненіемъ отъ нормы? Современные мыслители поневол приходятъ съ такой противуестественной мысли. Напримръ, Ренанъ (въ томъ же предисловіи) такъ объясняетъ все дло:

«Очень возможно, что за паденіемъ врованій въ сверхъестественное должно послдовать паденіе идеалистическихъ врованій, и что мы увидимъ дйствительное пониженіе нравственности человчества съ того времени, когда оно усмотрло дйствительность вещей. Посредствомъ нкоторыхъ химеръ удалось добиться отъ добраго гориллы поразительныхъ нравственныхъ усилій; но когда химеры будутъ отняты, то часть поддльной энергіи, которую он возбуждали, пропадетъ» (стр. XVIII).

Такъ говоритъ историкъ христіанства, котораго даже эта исторія не научила, каковы самыя глубокія и неотъемлемыя свойства души человческой. Онъ все-таки думаетъ, что человкъ такое же существо, какъ горилла, только очень добрый горилла. Но откуда же химеры, посредствомъ которыхъ удалось (on avait r'eussi) сдлать этого гориллу нравственнымъ? Кому это удалось? Какимъ-нибудь помшавшимся горилламъ?