— Спасибо, — Иришка повернулась к затону и спросила: — Это ваш пароход?

— Наш.

— А я уж думала, что не застану вас, уплыли.

— Кончаем зачистку. На днях комиссия будет принимать наш пароход, а там ту-ту!

— Далеко?

— Рейс еще не намечен.

— А у меня есть два билета в кино, на фильм «Свинарка и пастух». Ты не смотрел?

— Нет, но ребята видели, говорят, хорошая картина…

— Пойдем.

— Ага.

— А я еще вчера купила билеты и хотела к тебе прийти, но не смогла вырваться из дому, — вздохнула Иришка.

Она снова отвернулась — глядела на пароход. А Саше показалось, что, отворачиваясь, она прятала глаза, в которых блеснули слезы. Но когда она повернулась, Саша увидел, что глаза ее были спокойны, а на лице снова появилась улыбка.

— А сегодня иду, — говорила она, — и думаю: «Не сказала ему, не предупредила… Приду и не застану. Ушел с товарищами в клуб или там еще куда-нибудь, может, та же на танцы…»

— Я не умею танцевать.

— Не умеешь? — обрадованно спросила Иришка. — А я умею! Меня папа научил. У нас был патефон. Новенький, и почему-то пахло от него конфетами. И пластинок было много. Песни, сказки. Мы с папой часто покупали пластинки. И даже соревновались, кто купит лучшую. И танцевальная музыка у нас была разная: вальсы, танго, фокстроты, румба… Вот папа и учил меня. Возьмет вот так, — Иришка вытянула одну руку в сторону, другую округло согнула перед собой, словно обняла кого-то в танце, — и говорит: «Танцевать надо всегда от печки» — танцуем. А почему от печки, Саша?

— Не знаю.

— И я тоже не знаю. Может, поговорка такая. Тогда я у папы не спросила, а теперь уже…

— Еще спросишь, — успокоил ее Саша.

— Спрошу, — тихо согласилась Иришка и продолжала: — Танцуем и танцуем. Могли весь вечер танцевать… А ты такую песенку знаешь? — Она помолчала мгновенье, будто вспоминая слова, и запела очень приятным, почти еще детским голоском:

Саша покраснел, у него перехватило дыхание. Это оттого, что ему впервые девушка пела песню. Вот так просто, не стыдясь, взяла и запела. Если бы это пел Василь или кто-нибудь другой, Саша, конечно же, ничего подобного не испытывал бы, не смутился, а сейчас почему-то вот так вышло. Но чем дольше пела Иришка, тем спокойнее чувствовал себя Саша, словно давно привык к ее голосу, к тому, что она поет для него. И уже смущение уступило место новому чувству — неожиданности. Хотелось остановиться, взять Иришку за руку и вот так стоять и стоять, глядя в ее слегка раскосые каштановые глаза, слушать ее песню.

Девушка перестала петь, лишь когда они вышли на людную Почтовую площадь. Перейдя ее, они стали подниматься вверх по безлюдному Владимирскому спуску.

— А хочешь, я и тебя научу танцевать?

— Научи.

— Вот только где? — задумалась Иришка.

Саша пожал плечами.

Иришка приумолкла и задумалась так, словно это был очень серьезный вопрос.

— Придумала! — наконец радостно сказала она. — Вот когда станет совсем сухо, мы пойдем в парк и найдем площадку, чтобы нас никто не видел, и начнем, хорошо?

— Хорошо, — согласился Саша.

— Вот только патефона нет, — вздохнула Иришка. — Продали во время оккупации. И пластинки тоже…

В кинотеатре людей было мало, вероятно, многие уже успели посмотреть этот фильм. И наверное, оттого, что зал пустовал и давно не топилось в нем, здесь было холодно и сыро.

Потух свет, вспыхнул экран, загрохотали взрывы снарядов, замелькали солдаты, тяжело урча, ползли танки — шел киножурнал, снятый на фронте. Когда Саша смотрел фильмы о войне, он всегда думал о том, что поздно родился, опоздал на каких-то три-четыре года. Если бы он родился раньше, вот точно так же шел бы в бой вместе со всеми. Завидовал он солдатам и сейчас, глядя на экран. Иришка же зорко и напряженно всматривалась в лица солдат. А когда из окопов поднялись люди в бескозырках, даже подалась вперед — ей все время казалось, что среди них она увидит отца.

Потом начался фильм — веселый и какой-то очень светлый.

Иришка и Саша сидели, поглощенные событиями, происходившими на экране, волнуясь за судьбу героев.

И лишь когда в зале вспыхнул неяркий свет, Иришка облегченно вздохнула.

Молча вышли на улицу. Миновали разрушенные здания.

— Мне пора! — нарушила молчание Иришка.

— Я пройдусь с тобой немножко, — несмело попросил Саша.

— Нет, не надо.

Девушка хотела попрощаться, но ей показалось, что Саша чего-то обиделся, поэтому, улыбнувшись, мягко произнесла:

— У меня еще есть немножко времени. Давай лучше я тебя провожу. А туда, к нам, не надо идти. У вас тут лучше. Красивый район. Вот только почти все разрушено. Я здесь бывала до войны…

Они подошли к Сашиному огромному серому дому, остановились у ворот.

— Здесь я живу, — сказал Саша, — во дворе, первый подъезд налево.

— До свидания, — сказала Иришка.

— Ты еще придешь?

— Приду, как только выберу свободное время, так и приду.

— Саша! — донесся до них негромкий женский голос.