найден был и нами прочтен:

о неимоверных страданиях,

о разрывах связей в изгнании,

о том, что был крови еврейской потоп,

и даже ангел погиб, окунувший крылья в этот поток;

А у нас — как бы в Арарат превратился Сион.

И хоть нет еще радуги, и, значит, есть еще праведный гнев,

и открыт еще гойских печей пламенеющий зев,

мы успели забыть эти печи гоев-врагов,

мы забыли мученья и угрозы смертей и костров.

Забывчивость и неверие вместе ходят порою

с гордо поднятой головою.

И нет сердечного "землетрясения",

и в устах моей страждущей расы

нет молитвы "Шма Исраэль",

символа святости и очищения.

Где тот, чей плач не забыт,

чей плач — это скорбь, гнев и потребность отмщенья?

И нет беспокойства в сердцах,

далеки от них трепет и страх,

и как будто смеется над нами солнце,

как позавчера, как всегда.

А Германия вновь сосцы обнажает,

созывая народы креста.

Перевод И. Винярской

* * *

Не поднять вам в Эйлате свой флаг:

там, в Красном море, —

флагшток тростниковый.

Вы предали величайшую в мире гору,

святейшую в мире гору.

А без этой горы, без опоры ее —

не сидеть вам в собрании наций.

Там воссядет другой,

кому опорой ваша гора.

Тайной окутана эта гора,

Тайной величья и мощи —

Тайну эту хранили вы на чужбине.

Знали ваши враги,

что вы дети великой горы,

и гимны ваших царей

поют они

в день памяти мертвых

или в день коронации их царя.

Без величия этой горы —

что стоите вы

во всем мирозданьи?

Уберите из мира север —

и останется треугольник.

Уберите из мира восток —

и не останется мира.

Израиль без этой горы —

не Израиль.

Перевод И. Винярской

Хотели ли предки мои, чтобы стал их потомок певцом

В чертоге Господнем, в далеком и жарком краю земного шара?

В кровь мою накрепко впета старинная песня

О золотом козленке; о том, что Тора дороже любого товара;

И о Том, кто однажды придет к нам с радостной вестью...

Я не пошел за чужими лирами и чарами чуждых племен.

Товарищи мои пошли — и сгинули там. А я был пленен

Другой музыкой — той, что звучала когда-то в Храме! Разве я мог

Задушить в себе песнь, которую и факел врага не сжег,

Музыку, в огненных нотах которой звучит сам Бог

И дух упованья Его народа, что неколебимо берег

Печать Его с горы Синай, пока не был в бою разбит и истреблен!

Родители убиты... И сын их, как памятник, в землю врыт;

Сумерки вокруг – и только музыка все звучит;

И открыт его взору чертог Господень, попранный, втоптанный в землю, —

И только простой человеческий дом перед ним навсегда закрыт.

Перевод Р. Торпусман

Хотелось ли предкам моим, чтоб стал я поэтом

в Господних чертогах, в дальних и жарких краях,

на шаре, что вокруг солнца вращается?

Кровь моя твердо помнит ту песню,

что пелась глубокой ночью, как бы вчера —

о золотистом козленке, об изучении Торы,

бесценной для нас.

О вестнике, мчащемся к нам через горы,

и на устах его важная весть.

И не шел я за чуждою музыкой,

за ладаном и волшебством чуждых краев,