Лишь перед волей Творца смирится смертный творец:

Силу может отнять лишь Тот, кем она дана.

Словно ангел времен пробуждается, гневный, от древнего сна —

И человек, вдохновенный, встает, и один Господь ему Бог,

Натянувший незримый повод и напрягший — в путь! — стремена…

Перевод Р. Торпусман

* * *

Страны бурлят, волнуются народы,

Писателей много, поэтов — чуть не каждый...

И только нет пророка, который словом правды

Утолил бы душевную жажду.

Полно мудреных книг и причудливых холстов —

Да только нет того, что нужно.

Сколько ни подделывай вкус и аромат —

Искусственным хлебом сыт не будешь.

 Перевод Р. Торпусман

* * *

Люди грустны, ибо движутся к смерти.

Трудно быть ангелом на этом конвейере,

Который все время несет нас вперед.

Сладость незнания обернулась горечью,

Когда мальчик превратился в рослого юношу

И вышел из теплого отчего дома...

А страшный конвейер все мчится вперед.

Мы проводим лишь девять медовых месяцев

В чреве матери — и с потоками крови

Нас выносит на этот конвейер: вперед!

Перевод Р. Торпусман

На милосердие мы уповали две тысячи лет,

Пытались быть Богу кротким сыном — "Да будет так!" —

Хоронить убитых, рыдать над ними и ждать,

Когда же взглянет Господь на уцелевшую горсть

И явит чудо: барана, запутавшегося в кустах .

Мы верили в милость народов... В любом листке

Мы находили несколько кружащих голову слов,

На Западе и на Востоке мы были смазкой всех колес,

На все чужие свадьбы мы слали своих плясунов.

И всякий раз лилась наша кровь... А на нашем веку

Случилось такое, что страшно в своей простоте.

Мы смыслим в жизни не больше, чем тот несчастный баран!

Но бараны едят траву, а не судят о красоте...

Когда народ живет между путаницей и резней,

Цена его сладким мечтам и надеждам — грош,

И все пророки его подобны груде песка,

И все идеалы его лучезарные — ложь.

Нравственность не растет из сора покорных рабов,

Тем более из корыта с пойлом в загоне скота.

Она — и глава и венец, но лишь там, где ты властелин!

Там, где есть власть, и защита, и высота —

Там человека мерят мерой великих дел,

А не портновской меркой и не аршином гробовщика.

Перевод Р. Торпусман

* * *

Я утром проснулся — а всюду кровь.

Небо — в крови, и солнце — как кровь.

Кровь на одежде, на обуви кровь.

Будто бы в Киеве встал я сегодня:

в воздухе кровь и в глазах преисподняя.

"Кровь! — возглашает колокол громко,

будто бы в Киеве в дни погрома.

На Русском подворье евреев скопление —

будто бы киевских сброд в исступлении,

"Русское" нынче подворье и вправду...

Вместо громил здесь евреи растравлены,

есть лишь проклятие, нет Откровения.

Как киевский сброд, кипятится еврей,

он возбужден, он взывает: эй-эй,

скованы братья железом цепей!

Иерусалим — будто Киев сегодня:

В воздухе кровь и в глазах преисподняя.