Гринберг Ури Цви
Шрифт:
страданьям солдат в огне агоний,
стиранию лиц, погрязанию сердца,
сжиганью души и пророчества вместе,
образу мудрости солдатских ладоней —
карта черствой страны этой в их руках...
Не пророк я в Сионе, а просто так:
то ли пес домашний, то ли шакал,
что ноздри в ночи раздувает,
чует запах беды и вовремя лает.
Перевод Е. Бауха
В ДОЖДЛИВУЮ НОЧЬ В ИЕРУСАЛИМЕ
/Перевод Е. Бауха/
Горсть дворовых деревьев шумит, словно лес,
тяжесть рек несут облака — разверзнутся хляби, жди!
Ангелы мира, как дети мои, тихо сидят в тепле,
стонут деревья под ветром, глухо шумят дожди.
Снаружи — Иерушалаим: город странствий отца,
несущего в жертву сына на высоту эту:
огонь зари еще пылает вдали, там, на горе,
не погасили дожди его: вечный огонь Завета.
Если Бог повелит мне, как Аврааму,
повеленье исполню силой любви,
поют мое сердце и плоть в этот дождь, в эту ночь,
Ангелы мира — дети мои!
Где величье, где миф в чувстве чудном этом?
Жизнь древняя пульсирует в зорях Завета,
кровь поет во плоти отцовой молитвой,
Храмовая гора готова к жертве с рассветом!
Снаружи — Иерушалаим... Деревьев пенье —
Их корчевали враги не в одном поколенье...
Тяжесть рек несут облака и молний горенье,
в ночь дождливую гром — словно бы откровенье
мужества — до свершения всех поколений".
Перевод Е. Бауха
ПРОРОЧЕСТВО В ЛЕТНЮЮ НОЧЬ 1931...
/Перевод Е. Бауха/
Вот является беженец, лицо его вытекает,
и в лице этом
глаз один — ужаса,
и рот сквозной, как прорублен клинком,
говорит:
резня, пожар.
Только я, одинокий, скорбящий...
И ты, еврей?
Есть еще один иудей на земле?
А я и не знал, что есть еще один иудей.
Я здесь...
они там: убитые мои, рассеченные, сожженные.
В обуви своей
я до сих пор шел по крови,
в плоти моей, в конечностях — пламя.
И вот он замолк.
Погружается в сон.
Он хрипит.
Рот отверст.
Рот — провал.
Полночь.
Спящий — мой брат.
Перевод Е. Бауха
В ИЕРУСАЛИМЕ
/Перевод П. Гиля/
В святом Иерусалиме, моих предков-зелотов столице,
Ханаанеи обитают — с женами своими, детьми и ослами.
И христиане — с колоколами, башнями, колючими крестами.
Есть также и братья и сестры мои — приручённые волки.
Ученье предков спрятано на донышке их душ.
И лавки бакалейные есть тут, и Стена плача.
И старики полуживые, любимцы Бога, в талесах истертых.
И юноши горячие — похожие на воинов в Бейтаре, Гуш-Халаве.
И я прохожу здесь, как волк,
Отвернувшись от жилья людского.
Перевод П. Гиля
«Сион! Кто беднее меня среди толп твоих нищих?..»
/Перевод П. Гиля/
* * *
Сион! Кто беднее меня среди толп твоих нищих?
Сколько провел я ночей под небесным шатром,
Как ягненок, к овечьему загону путь забывший,
На щебне лежа возле Мусорных ворот...
Без спичек не раскуришь трубку — хотелось прикурить
От уголька звезды... Даже ягненок, путь к кошаре позабывший,
Богаче был меня в пыли ночной росы:
У мяса есть цена и шерсть не будет лишней...
Не знала тайны та, что родила меня в галуте,
И здесь никто не знал, как завершал я день прошедший.