Шрифт:
— Давай вытащим его, а этих опять запрем, — наконец предложил самый умный. — Пусть Им-ма сам решает, когда очнется.
— А он очнется? Может, его… ну, это…
Стражники всерьез задумались над такой соблазнительной возможностью. Им-ма пользовался в Наранно не большей любовью, чем его хозяин.
Тем не менее, они все же не решились сотворить такое вопиющее преступление — никому не хотелось оказаться в пыточных подвалах. Ругаясь и проклиная морских змеелюдей (в Юберии привыкли все беды сваливать именно на них), стражники выволокли Им-ма наружу.
Перепуганная Оля дождалась, пока дверь захлопнется, и тут же одной рукой схватила полумертвого Рикардо, а другой затормошила избитого Гену.
— Дядя Гена!.. — всхлипнула она. — Дядя Гена, ты живой?…
Гена ничего не ответил. С тех пор, как он оказался на Эйкре, его уже второй раз приводили в состояние полной недееспособности. Губы Оли предательски задрожали. Она со страхом прислушалась к творящемуся за дверью и прижала к груди окровавленного хомячка.
— Дядя Гена… — еще раз позвала она.
Ей никто не ответил.
Глава 32
Мужчины любят женщин, женщины любят детей, дети любят хомячков, а хомячки никого не любят.
Чарльз Дарвин
Покинув камеру, стражники унесли с собой факелы. Слабый свет пробивался только из окошечка на двери — коридоры Таалуйны освещались медными светильниками в виде небольших чайничков. И в этом слабом свете Оля наконец-то разглядела, что они с Геной и Рикардо в камере не одни. То, что она до этого принимала за кучу мусора, слабо шевельнулось и оказалось волшебником Каспаром.
Впрочем, вины Оли в этой ошибке не было — спящего Каспара часто принимали за небольшой стог сена.
— Дядя Каспар! — завопила она, с силой тяня его за бороду. — Дядя Каспар!
— А? Что? Я не сплю, не сплю! — привычно отозвался Каспар. — Почему вы все время меня дергаете?! О, здравствуй, девочка. Ты моя дочь?
— Нет! — возмущенно отреклась от такого «папы» Оля.
— Странно, а как похожа… — задумался Каспар.
— Ничего подобного! — еще больше возмутилась Оля. — Вовсе не похожа!
— Точно? — все еще сомневался волшебник. — А то в прошлый раз я проснулся, а рядом сидит какая-то девчонка, говорит, что дочь. Но я же знаю — обманывает, моей дочери всего-то два года было, а той не меньше десяти… Ох, опять я не выспался… а где те двое, которые все время крутятся поблизости? Что-то мне без них уже скучно… хррр-пс-пс-пс…
— Дядя Каспар, не спи!!! — затрясла его Оля. — Вставай!
Каспар недоуменно моргнул, поднимаясь на ноги. При этом наступил на бороду и чуть не упал.
Престарелый волшебник долго и сосредоточенно ковырял в ухе, а потом вдумчиво изучал извлеченную оттуда серу. Когда же он потянулся к другому уху, Оля поняла, что это может затянуться надолго.
— Дядя Каспар! — строго нахмурилась она. — Смотри, что они с Рикардо сделали!
Каспар прищурился, безуспешно пытаясь разглядеть в этом тусклом свете то, что ему сунули под нос. Наконец он сообразил, что перед ним нечто живое… теоретически живое. Белый хомячок уже не дышал.
— И с Геной! — добавила Оля, указывая на избитого телохранителя. — Вылечи их прям щас, а то я папе скажу!
В отличие от старшей сестры, Оля даже смутно не помнила времена, когда отец еще не был миллионером. В ее сознании твердо сидело убеждение, что папа может все. Главное — подольше ныть.
Конечно, она прекрасно понимала, что лучше сразу приготовиться к чему угодно — за то время, что три волшебника провели на «Чайке», у них еще ни разу не получалось наколдовать что-то без ошибок. Любые чары в их исполнении были, по сути, лотереей. Порой получалось немного не то, что требовалось, порой — совсем не то, порой… порой объект чар просто разлетался на кусочки. Две тысячи лет склероз и маразм исподволь подтачивали колдовскую мощь троих некогда великих чародеев…
Но в данном случае сделать еще хуже не смог бы даже Каспар.
— Сейчас я его вылечу! — радостно пообещал он, закатывая рукава. — Сейчас! Будет крепок, как скала!.. Талкима соотвейша каллаки турра твецэ уззе-ш… уззе-ш… а как же там дальше?…
Заклинание оборванное на полуслове, тем не менее, подействовало. Тысячи ослепительных искр, сорвавшихся с пальцев Каспара, окутали Гену. И, вопреки обыкновению, он ни во что не превратился — наоборот. Синяки и кровоподтеки с тихим шипением исчезли, словно никогда и не появлялись, а из-под кожи послышались странные звуки, похожие на скрип песка на зубах.