— Я-то преотличнейше разбираюсь во всех тонкостях закона и прочего крючкотворства, а вот вы, милейший, я вижу, совершеннейший профан в этом деле!

Он с ненавистью глянул на Баранова. Вот уж… баран.

— Больше скажу: вы, Никита Гордеич, в данный момент олицетворяете собой… Вселенское зло!

Баранов, догладывавший косточку, снова громко отрыгнул.

— Не может быть! Неужели я вчера так размашисто бедокурил?! Слуги донесли вам, признайтесь!.. Честно, говоря, со мною в пьяном виде всякое возможно…

Капитан чуток послушал. Затем сделал снисходительную мину.

— Полно-полно, не пугайтесь, я ведь пошутил. Но… Шутки шутками, будь на моём месте кто-нибудь из императорских шпиков, мигом бы состряпал на вас дельце, да не одно…

Баранов даже кушать перестал. Напрочь.

— Какая же вина на мне? Извольте объясниться!

— Изволю! Вот, к примеру, вы только что оклеветали невинного человека.

— Кого?!

— Матушку-настоятельницу. Главу того монастыря, куда вы, с позволения сказать, хотите бросить… Нет, не бросить, а… изрыгнуть весь свой капитал, ни секунды не задумываясь о последствиях!..

— Да как же это?!

— Очень просто. Сначала вы назвали священный долг защитника отечества кровавым мракобесием. Потом, хоть и косвенно, утверждали, что именно матушка-настоятельница внушила вам такие мысли, лишь бы только вы не ехали в столицу, не устраивались там и не продолжали верой и правдой служить отечеству.

— О-о-о… А ведь и правда, в наши дни за такие вольности посадят…

Никита положил голову на стол, накрыл её руками, стал издавать нечеловеческие звуки.

— О-о-о… Что же теперь делать?..

Баранов ещё несколько минут пребывал душевных муках. Капитан стоял над ним, победно ухмыляясь.

— Сколько я могу вам повторять, бестолочь вы этакая: своё доброе имя вы можете доказать лишь в столице, возобновив служение императору…

Никита поднял голову.

— Я не прочь!

— Не прочь? Вот и поладили…

Гость снова достал пачку листков, начал раскладывать их на столе. Хозяин с любопытством наблюдал за его действиями.

— Как бишь, я запамятовал, ваше полное имя-отчество-то будет?

— Никита Гордеич…

— А фамилия?

— Баранов…

— Невероятно! Неужели же и впрямь «Баранов»?! — продолжал глумиться капитан. — Он снова закурил, стал хищно улыбаться, шевеля усами.

— То, что отчество у вас «Гордеич» — это хорошо-с! Это значит, что гордость в вас имеется. А вот «Баранов»… С такой фамилией, вам, братец, стыдно будет претендовать на звание главного интенданта Петербурга. Зря я, что ли, к бумажкам приставлен? Даю вам новую фамилию — «Воеводин»!

— Не надо…

— Как «не надо»?! Как «не надо»?! Плох тот солдат, который не стремится стать генералом!

Никита снова рухнул лбом на скатерть, замычал уже членораздельнее.

— Без надобности мне титулы, особенно после смерти жены… Покойница любила всякие чины — для неё всю жизнь старался выслужиться, а теперича в тягость мне всё это!

Капитан неприятно захихикал, потёр руки.

— Опять неверно мыслите! Полагаете, что жена ваша вас сейчас не видит?!

— А вы полагаете — видит?!

Никита стал вертеть головой, с любопытством изучая пространство. Тут уж капитан заржал в полный голос.

— Ха-ха-ха! А ещё православным числитесь! Неужто запамятовали, что наши родные души за нами с небес наблюдают? Неужто матушка-настоятельница вас этому не научила? Чему она вас там вообще учила? Ведь не только я, а и другие заинтересоваться могут!

Никиту передёрнуло.

— Не говорите мне больше о матушке-настоятельнице, умоляю!

— Хорошо, не буду! — согласился капитан. — А вот что касаемо вашего будущего — тут уж извольте, не перестану уговаривать! Назначаю вас главным военным интендантом Петербурга — и точка!..

— Не может быть!..

— Только так, и никак иначе!

— О-о-о-о-о… Пожалуй, соглашусь! Дайте я вас расцелую, дорогой вы мой человек!..

Баранов встал из-за стола и с «бараньей» миной пошёл на гостя. В планы капитана это не входило.

— Что вы, право, как животное какое, аки бык или… баран… на меня навалились? Пустите меня! Приказываю отпустить!