— Я понимаю, что правду тебе говорить тяжело и больно. Не так ли?

Вруша горестно кивнул.

— Я у тебя этого и не прошу. Говори неправду, как привык.

Вруша снова кивнул.

— Коротышку звали Hиктошка?

— Нет.

— Он приходил, когда твой брат уезжал в Цветоград?

— Нет.

— Он сейчас на ферме?

— Да.

Вруша чувствовал, что врет плохо, но продолжал. Ему очень хотелось, чтобы коротышки узнали правду, но не мог же он ее прямо вот так взять — да и сказать!

— Пока из этих ответов мне всё ясно, — сказал Знайка. — Hиктошка здесь был, пока Правдюша уезжал в город, а теперь его здесь нет.

Вруша чувствовал себя ужасно. Это был какой-то бред. Он отвечал одно, а его понимали совсем наоборот. Но из его ответов узнавали правду. А ведь вранье — это как раз когда ты говоришь неправду и в нее верят. А иначе это не вранье, а просто другой язык. В котором НЕТ обозначает ДА, а ДА — НЕТ. И вот теперь он, Вруша, говорит на этом странном, глупом языке. Значит, он не врет!

— Послушай, — сказал Знайка. — Ну разве тебе не жаль бедного Hиктошку? Ведь он пропал уже очень давно, и у нас о нем не было никаких вестей. Мы, можно сказать, мысленно его уже почти похоронили. И вдруг узнаем, что он жив! Но может быть, ему сейчас очень плохо, может, ему необходима помощь, может, он погибает?!

Глава двадцатая. РЕКА.

А Hиктошке и впрямь нужна была помощь. Да она была ему сейчас совершенно необходима! Оказалось, что крапивные заросли, в которые забрел Hиктошка, росли на самом краю обрыва. Блуждая в крапиве, он оступился — и скатился с крутого обрыва вниз, к реке. Хорошо, что ничего себе не сломал.

Hиктошка был очень грязный. Лицо закопченное. Волосы в сметане. Из-за кислого молока, которое пролилось из канистры ему прямо на голову, от волос пахло ужасной гадостью и никуда нельзя было деться от этого мерзкого запаха. А пенки... они были хуже всего.

Очень хотелось вымыться. Но дул такой холодный ветер, что даже застегнув джинсовую курточку на все пуговицы и замотавшись в шарф, Hиктошка все равно дрожал. К тому же ему сильно хотелось спать. Так хотелось — что вот прямо сейчас взял бы и упал в лужу и тут же уснул. Но лужа была мокрой и холодной. Hиктошка стал рассуждать, что ему лучше сделать: несмотря на холод раздеться и вымыться в реке или лечь спать. Но то ли от голода, то ли от ветра у него так сильно болела голова, что он ничего не мог придумать.

Возле берега плавала коряга, одним своим концом запутавшаяся в кустах. Hиктошка зашел на корягу и встал на четвереньки. Ему очень хотелось лечь прямо на нее и тут же уснуть. Но в животе урчало от голода. Налетевший порыв ветра брызнул ему водой прямо в лицо. Hиктошка поднял голову. В просвет между облаками выкатилась огромная желтая луна. Она осветила черный лес, и от лунного света деревья, непонятно почему, стали еще чернее. Но Hиктошка не хотел смотреть на лес, а смотрел только на луну. Голова болела, и мыслям в ней было очень тяжело. Hиктошка смотрел и смотрел на луну, и сам не заметил, как стал потихоньку выть. Сначала не громко, а потом громко. Он смотрел на луну и выл, а луна смотрела на него и, когда пролетал край облака, она словно моргала или словно убирала упавшую на свое желтое лицо прядь волос.

Hиктошка не помнил, сколько он так выл, а только вдруг он услышал, что ему кто-то отвечает. Он замолчал и прислушался. Из черного леса донесся ответный вой, а потом еще один — далекий, словно звал за собой куда-то. Мимо проплывал пень. С корнями, растопыренными в разные стороны, он был похож на большого черного осьминога. Hиктошка и сам не знал, что это пришло ему в голову, но только он взял да и прыгнул на пень. Это был пень от какого-то большого дерева, наверное, дуба. Пень был весь потрескавшийся и изъеденный насекомыми. В середине его было углубление, в котором почему-то было сухо. Hиктошка завалился в него. Сюда не доставал ветер. Hиктошка свернулся калачиком и подобрал под себя ноги, как креветка. Пень качало, и он плыл, неизвестно куда. Какое-то время головная боль и голод еще боролись между собой в его усталом организме, но потом, видимо, оба тоже устав, оставили Hиктошку в покое, и он наконец уснул.

Глава двадцать первая. ВРУША РАСКОЛОЛСЯ.

— Может быть, Hиктошка сейчас погибает? — повторил свои слова Знайка.

Услышав это, к ним подбежали остальные малыши.

— Как погибает?

— Где он?

— Я срочно должен ему оказать медицинскую помощь!

— Погодите! — остановил их Знайка. — Еще пока не понятно, где он.

— Так значит, он жив? — спросил Правдюша.

— Значит, этот Врушка его не съел? — спросил Торопыга.

— Не съел, не съел, — сказал Знайка.

— А может, все-таки съел? — сомневался Патрон.

«Если съел — то куда косточки засунул?» — подумал Винтик, но вслух ничего не сказал.

Примчался Булька. Он был рад общему оживлению и стал носиться по кухне, опрокидывая кастрюли.

— Стойте! — прокричал доктор Таблеткин. — Мне пора выезжать! Больной на операционном столе уже целый час лежит — меня ждет!

— Как же мы поедем без Hиктошки? — спросил Торопыга.

— Ну... можно как-нибудь в другой раз за ним вернуться, — предложил Винтик.