Орито с трудом поднимается с постели и надевает залатанное верхнее кимоно.

Она повязывает платок поверх ожога и торопится наружу, в коридор.

«Я больше не дочь, — думает она, — но по-прежнему акушерка…»

«…куда я шла?» — Орито стоит в мрачном коридоре, по обе стороны которого деревянные сдвижные ширмы. Дневной свет попадает в коридор через решетки наверху. Она вздрагивает от холода и смотрит на свое дыхание, зная, что куда-то шла, но куда? Забывчивость — еще один эффект «Утешения» Сузаку. Она оглядывается вокруг, пытаясь понять, как здесь оказалась. Ночная лампа на углу, рядом с уборной, погасла. Орито касается ладонью деревянной ширмы, потемневшей от бесчисленных зим. Толкает ее в сторону, но ширма сдвигается совсем на чуть-чуть. В отверстие Орито видит сосульки, свисающие с карниза крыши.

Ветки старой сосны гнутся вниз под тяжестью снега, снег лежит и на камнях для сидения.

Корка льда стягивает Квадратный пруд. Голый пик испещрен снежными прожилками.

Сестра Кирицубо появляется из-за сосны, идет вдоль стены Дома с другой стороны двора, ведет сросшимися пальцами сухой руки по деревянным ширмам. Она обходит четырехугольник двора сто восемь раз в день. Когда ее пальцы находят пустоту приоткрытой двери, она говорит: «Сестра встала очень рано этим утром».

Орито нечего сказать сестре Кирицубо.

Третья сестра Умегае появляется во внутреннем коридоре. «Это только начало зимы в Киоге, самая новая сестра. — Пятна на коже Умегае темно — лилового цвета. — Дар в чрево — как теплый камень в карман».

Орито знает, что Умегае говорит так, чтобы напугать ее. И срабатывает.

Похищенная акушерка слышит, как кого-то рвет и вспоминает: «Яиои…»

Шестнадцатилетняя женщина сгибается над деревянным ведром. Желчь капает с губ, и новый поток блевотины вырывается изо рта. Орито ковшом разбивает лед на глубокой миске с водой и с миской подходит к Яиои. Та, с остекленевшими глазами, кивает гостье, словно говоря: «Худшее позади». Орито протирает рот Яиои клочком бумаги и подает ей чашку ледяной воды. «Большая часть, — говорит Яиои, пряча заостренные уши под головной повязкой, — этим утром попала в ведро, по крайней мере».

— Со временем, — Орито вытирает брызги блевотины, — будет попадать все.

Яиои вытирает глаза рукавом.

— Почему меня так часто рвет, сестра?

— Рвота иногда продолжается до самых родов…

— В последний раз мне очень хотелось сладостей данго. В этот раз даже сама мысль о них…

— Каждая беременность протекает по-своему. А теперь приляг.

Яиои ложится на спину, складывает руки на большом животе и погружается в тяжелые раздумья.

Орито читает ее мысли:

— Все еще чувствуешь, как пинается ребенок?

— Да, моему Дару… — она похлопывает по животу, — радостно, когда он слышит тебя… но… но в прошлом году сестру Хотару тоже начало рвать на пятом месяце, а потом случился выкидыш. Дар умер за несколько недель до этого. Я была там, и вонь стояла…

— Сестра Хотару, выходит, не чувствовала пинков несколько недель?

Яиои одновременно и хочет, и не хочет соглашаться.

— Я… полагаю, нет.

— А твой пинается, и какой вывод ты можешь сделать?

Яиои хмурится, позволяя логике Орито успокоить ее и подбодрить.

— Я благодарна Богине за то, что она привела тебя сюда.

«Эномото купил меня, — думает Орито, едва удерживаясь от ответа, — а моя мачеха продала…»

Она начинает втирать козий жир в большой живот Яиои.

«…а я прокляла их обоих и скажу им обоим в лицо, когда смогу».

Пинок — пониже выпуклого пупка Яиои, у последнего ребра — глухой стук…

…из-под грудины, пинок, слева — еще одно шевеление.

— Есть шанс, — Орито решает сказать Яиои, — что ты носишь двойню.

У Яиои достаточно знаний, чтобы знать, что это опасно.

— Ты точно знаешь?

— Почти наверняка, и этим объясняется столь продолжительная рвота.

— Сестра Хацуне родила двойню при ее втором Даре. Одними родами поднялась на два ранга. Если Богиня облагодетельствовала меня двойней…

— Что может этот кусок дерева, — взрывается Орито, — знать о человеческой боли?

— Пожалуйста, сестра! — испуганно просит Яиои. — Ты же не стала бы оскорблять свою мать!

Нутро Орито сводит судорогой, невозможно вдохнуть.

— Видишь, сестра? Она может слышать. Скажи, что просишь прощения, сестра, и она остановит боль.

«Чем больше «Утешения» примет мое тело, — знает Орито, — тем больше оно его захочет».

Она берет вонючее ведро Яиои и несет вокруг Дома к тележке с пищевыми отходами.

Вороны сидят на коньке крыши, разглядывая узницу.