— Опиум народа, — кивнул Игорь Михайлович. — Спасибо. Красивая проза. А у вас нет… бара? У всех больших начальников, говорят, теперь в машинах бары… — Он заливисто засмеялся, как мальчик. — Сердце давит.

«Видно, перебрал вчера», — пожалел его Васильев. Он слышал — Ивкин часто выпивает, что было совершенно неподходящим делом для такого интеллигентного тихого человека. Васильев поймал в зеркальце отрицательно качнувшееся лицо шофера. Нет, ничего у них не было.

— Вообще-то я боюсь пьяных, — заговорил Ивкин, видимо, неосознанно отводя мысли Васильева. — Боюсь ужасно! И вообще — хамов. Гуляю как-то осенью, в коляске Мишка спит, навстречу две пьяные морды. Один толкнул меня, другой — коляску, и пробежали. Я смотрю — коляска с ребенком качнулась… встала на два колеса… покачалась — и опустилась на четыре. Я, наверное, поседел за эти секунды… — Он иронически погладил лысину под шапкой. — Стою, замер, слова не могу сказать. А мне бы взять камень, раскроить им что-нибудь — оправдали бы меня, верно? И двумя негодяями стало бы меньше на земле. А я — как столб, простоял минут десять, наверно. Потом дальше пошел. Вы зря Титову с рук спускаете, — неожиданно закончил Ивкин.

— Что именно? — сделал непонимающий вид Альберт Алексеевич и подумал, что, может быть, Игорь Михайлович — единственный его надежный человек. Махнул рукой. — Ладно… пусть. Для дела надо.

— Мы все хотим для дела… а почему нам плохо?.. — пробормотал Ивкин.

— Людей в СССР мало… вернее, на планете… прошу извинить за неточное выражение, — вздохнул Васильев. — Если бы можно выбирать. Из десяти инженеров — лучшего, из ста рабочих — десять лучших… А тут хоть с ума сойди — проблема вынужденного доверия… — Альберт Алексеевич хмыкнул, считая, что слишком разоткровенничался. Но Ивкин очень серьезно смотрел ему в глаза, худенький, бледный, с пучком морщин между бровями. — Послушайте… А вам не приходило в голову — зачем мы это строим? Может, и не нужны они, эти ГЭС? Атомные экономичнее, даже ГРЭС. При наших залежах угля — знай, греби с поверхности бульдозерами… как возле Ачинска? Цена киловатт-часа та же — две копейки. Зачем-то тайгу затапливаем, сотни деревень сгоняем с места, окуней на человеческих кладбищах откармливаем?..

Игорь Михайлович показал взглядом на Диму.

— Да и сами реки убиваем, — продолжал Васильев, везя директора завода к его дымящему четырехтрубному чудовищу в ночи, которое и поставляет бетон для плотины. — Стоит ли потом за огромные деньги создавать механизм переброса судов через плотину? Не лучше вернуть эти деньги, вовсе не строя ГЭС?

— Альберт Алексеевич, — прошептал растерянно Ивкин, снова кивая в сторону шофера. — Шутите, конечно.

Васильев подмигнул.

— Все нормально, старина! Просто грустно чего-то. И некому руку подать.

— И мне тоже… — признался Ивкин. — Но ведь… пики потребления энергии, одни хоккейные матчи чего стоят! Да что мне вам говорить — сами знаете.

«Что пики, — думал Васильев, глядя на двигающиеся слева от машины чернолиловые складки сопок, их разбитые, развороченные подножия. — Что пики? Когда нужно резко увеличить потребление энергии, можно снимать ее не только с ГЭС или гидроаккумуляторов, водохранилищ, вверх-вниз перегоняющих воду, можно же снимать с механических аккумуляторов, волчков… да кто знает, не дешевле ли обойдется поиск новых типов хранителей энергии, чем эти убитые леса, убитые реки?»

— Уж взяли бы одну реку — добивали до конца, строили пять, десять штук этих ГЭС! — продолжал Васильев. — А то хвастаемся: «И на нашей улице праздник, и у нас на реке своя ГЭС!» Чушь какая!

Ивкин, уже не отвечая, только угрюмо косился на спину бывшего пограничника. Машина затормозила. Директор завода вышел и с мороза, из темноты крикнул:

— Заходите как-нибудь! — и добавил. — Тоже, подарю — что-нибудь эдакое. Современные труды кого-нибудь из.

И по-мальчишески, улыбнувшись, ушел в сторону от луча света.

«Волга» тронулась дальше. «Какой спокойной сложилась бы, наверно, моя жизнь, — подумал Альберт Алексеевич, — если бы не пошел „по восходящей-руководящей линии“, а работал себе дальше инженером-энергетиком. Власти захотел? Руководить массами, ха-ха? Массовик-затейник».

Васильев бродил по котловану со складочкой улыбки у левого уголка рта, как бы сохраняя полнрую невозмутимость, спускался и поднимался, как на гигантские ступени, на блоки — коробки, полные людей, тепла, живого бетона — запоминал сотни мелочей и немелочей, но думал-то всё об одном: что делать??? Когда забрел в деревянный домик штаба, ни на каком решении пока не остановился. Гибель рабочего Климова все усложнила чрезвычайно.

Дежурный Помешалов вскочил из-за телефонов:

— Начальник стройки на месте — можно начинать.

Васильев сел рядом во главу стола, негромко поздоровался со всеми приглашенными — перед ними рядком лежали их черные и оранжевые каски, а сами их обладатели — прорабы, начальники подразделений — в свою очередь выжидающе уставились на Васильева и Титова. Александр Михайлович, видимо, уже начал «разбор полетов» без Васильева, потому что Алехин надел каску и выбежал на мороз — высказал свое, получил свое, освободился…

О паводке сегодня старательно не говорилось — речь шла, как ни в чем ни бывало, о монтаже нового крана КБГС-1000, о бетонировании узких и толстых блоков на секции шестнадцать («трещат — не трещат»), о прискальном блоке (как получше прилепиться). Бубнов из НИИ, человек с крючковатым носом, трагически засверкал было глазами, как сова, но Титов только цыкнул на него. Титов, как и Васильев, заметил валявшиеся шатры около водораздельной стенки и немедленно передал их страдающему без шатров Потылицыну из УОС-2. Титов, как и Васильев, обратил внимание на то, что манипулятор на новом блоке Валевахи — стоит. Этот тракторишко, самоделка, гордость стройки, с подвешенными к железной руке вибраторами (что-то вроде грабель получается) уминал бетон, укладывал, заменяя десяток рабочих, но мог работать только на чистом участке, где ему не мешают растяжки и прочий арматурный лес, то есть — на блоках со скользящей опалубкой. А кому, как не Валевахе, дать такой блок? Вот и дали, но именитый бригадир явно поторопился хапнуть механизм, понадеялся, что бетон за три дня обретает пятьдесят процентов прочности, закатил кран, а плашки под краном просели, пришлосъ кран уводить, зачищать бетон, а тракторишко без работы остался, отдавать же другим бессмысленно — он у них не повернется.