— Да нет, конечно. Направленными взрывами лед перед донными.

— Да ты что?! — Титов, растерянно улыбаясь, смотрел на Васильева. — Шутишь? — И вдруг торопливо добавил: — Если Альберту Алексеевичу кажется, что это единственное решение, почему не принять идею?!

Васильев понимал, как он рискует. И понимал, что в случае беды ему оторвут голову, а строительство гигантской ГЭС будет передано Титову. Потому что от секретаря обкома не могли ускользнуть замешательство Титова и нарочитая его, картинная покладистость. Мол, я подчиняюсь первому руководителю.

Вошел одетый Понькин:

— Товарищ, водолазы готовы. Едемте?

— Какие опять водолазы?! — поразился Александр Михайлович.

Григорий Иванович Семикобыла удивленно смотрел на коллег. Что-то здесь не так. Сели в две «Волги» (в секретарской — секретарь обкома и Васильев, в другой — Понькин и Титов) и поехали на гребенку плотины.

Уже разгорелся синий, яркий, можно сказать — теплый день. Было всего градусов двадцать мороза. «Одно к одному, — подумал Васильев. — Что ж, все решится быстрее».

Заехали на эстакаду. Отсюда было видно, как внизу, на льду перед плотиной, толпится кучка людей. Снова там стоит шатровая белесая палатка, даже две их, сверкает зеленая на солнце прорубь. Тянется по льду вмороженный канат, видимо, от спущенной в большую майну под шатром водолазной железной лестницы. Чернеют шланги, валит пар, чадит бензиновый в ведре костерок.

Можно было объехать по тоннелю скалу и выехать прямо на лед, но Григория Ивановича снедало нетерпение.

— Пешком!.. — Оставив машину, они принялись спускаться вниз по железным перекладинам и дощатым переходам, стараясь пройти к самому дальнему столбу тридцать девятой секции, откуда и вилась тропка по льду к желтому огню в ведре и к людям. Но когда они добрались дотуда, оказалось, что водолазы — Головешкин и Петров — уже переоделись и греются во второй палатке.

— Почему без меня?.. — обиженно буркнул Титов Васильеву.

— Но ведь и без меня… — усмехнулся Альберт Алексеевич. — Шучу. Разрешил с двойной страховкой. Не ниже десяти. Надо же понять.

Титов сегодня не узнавал Васильева. Еще на днях такой нерешительный на днях, пребывавший в стопоре, кивавший всему, что говорил Титов, теперь ведет свою игру. «Смотри, Альберт, жизнью рискуешь». — «Знаю-знаю», — как бы отвечал ему взглядом желтолицый Васильев.

Молодые парни в свитерах и ватных штанах устроились за столиком, Помешалов поил их чаем с водкой, в углу были свалены железные и резиновые доспехи, с них, звякая, сползали ледяные пластинки. Инструктор Саша Иннокентьев, улыбаясь кривоватой улыбкой из-за шрама на подбородке, перебирал шланги, оглядывал скафандры, их стекла, клапаны. Когда вошел Васильев, вскочил Головешкин, ловкий парень с вытаращенными глазами.

— Ну, как? — Васильев пожал ему руку. — Рыбы много?

Водолазы засмеялись, второй, уже слегка пьяный, икнул, закивал:

— Х-ходят, руками лови.

Головешкин нахмурился, словно бы собирался с мыслями, он понимал, что не на шутку Васильева должен отвечать. Коля, конечно, уже передавал свои впечатления новому начальнику штаба, но явились руководители стройки и еще один грузный мужчина, тоже, наверное, большой начальник.

— Лед, — сказал Головешкин. — Вроде мармелада — слоями, шарами. И не заглянешь. Надо бы пониже.

— Висим, как воробьи на ветке, — поддержал Михаил Петров. — Этого мало, чтобы понять.

Васильев молча показал кулак.

— Да ясно, — вздохнул Петров.

— Я думал — дернет и закрутит! — оживился Головешкин. — Сжался весь, но тихо.

Васильев пристально посмотрел ему в глаза.

— Нет течения?

— Ну, чуть. Надо бы все же поближе к дыркам… Там и фонарик Ивана Петровича светится. Особенно ночью посмотришь — еще горит.

— Горит?

— Ну.

— А еще что-нибудь видно?

Головешкин понимал, о чем спрашивает Васильев. И не мог знать, обрадует своим ответом начальство или нет. Но он честный перенек.

— Вроде топляки стоят… тени всякие. Посмотреть бы.

— Одна баба посмотрела и не смогла больше спать из-за своей впечатлительности, — усмехнулся Альберт Алексеевич. — Прошу извинить за неточно переданный сюжет.

Все помолчали.

— Товарищи, — продолжил Васильев противным самому себе скрипучим голосом. Истину всегда трудно излагать. — Мы с Александром Михайловичем давно поняли, что произошло перед донными отверстиями номер десять, девять, восемь, семь, шесть. Гидродинамика такая. — И он выложил свои соображения, не обращая внимание на то, как округлились глаза и посерело лицо у Титова.

Для водолазов же, судя по всему, слова начальника не стали новостью.

— Однако, оснований для паники нет, — добавил Васильев все тем же скрипучим, железным голосом. — Когда опасность объяснена, уже не страшно. Вода прибывает, но медленно. Будем искать выход. Ну, глянем еще между четвертой и пятой дыркой. Там может быть вихревое течение слева направо. Но решение лежит не здесь, дырки никак не расширишь, это не швейцарский сыр.

Саша Иннокентьев кивнул. Титов стоял, не зная, что сказать. Секретарь обкома угрюмо опустился на коньчик самодельной скамейки, освободившийся от Головешкина. Видимо, только теперь до него дошло, в какой трагической ситуации оказалась стройка.