На углу одного переулка разставленъ былъ «уличный завтракъ». Кофе киплъ на жаровн и большіе ломти хлба съ масломъ лежали въ груд одинъ на другомъ, какъ доски на лсномъ двор. Общество располагалось на скамейк, приставленной, ради комфорта и безопасности, къ сосдней стн. Два молодыхъ человка угощали трехъ «лэди» и ирландскаго полевщика; ихъ необузданный хохотъ и растрепанная одежда обнаруживали, что предъидущій вечеръ проведенъ былъ въ шумномъ разгул. Маленькій уличный метельщикъ стоялъ въ недальномъ разстояніи и съ завистью смотрлъ на соблазнительныя явства; а съ противоположной стороны улицы всю эту группу внимательно осматривалъ полицейскій стражъ. Томные взгляды, блдныя лица, пестрые наряды жалкихъ женщинъ также странно не согласовались съ яркимъ, разливающимъ радость солнечнымъ свтомъ, какъ и ихъ принужденная веселость съ буйнымъ хохотомъ двухъ молодыхъ людей, которые, для разнообразія своихъ удовольствій, изрдка подтрунивали надъ содержательницей этой подвижной кофейной.

Мастеръ Перси Ноаксъ быстро миновалъ это мсто, повернувъ въ переулокъ Страндъ, и когда открылась передъ нимъ сверкающая блескомъ поверхность Темзы, ему казалось, что онъ никогда еще въ жизни не чувствовалъ въ своей душ столько счастія и не находилъ въ особ своей столько значительности.

— Не прикажете ли шлюпку, сэръ? вскричалъ одинъ изъ трехъ перевощиковъ, обмывавшихъ каждый свою шлюпку, при чемъ каждый изъ нихъ насвистывалъ свою особенную псню. — Прикажете, что ли?

— Нтъ, отвчалъ мистеръ Перси Ноаксъ, довольно отрывисто: ему показалось, что вопросъ былъ сдлавъ вовсе несоотвтственно его достоинству.

— Можетъ быть, вамъ угодно не шлюпку, а цлое судно? спросилъ другой лодочникъ, къ безпредльному восторгу своихъ товарищей.

Мистеръ Перси Ноаксъ отвчалъ на это взглядомъ, въ которомъ выражалось величайшее негодованіе.

— Не хотите ли, сэръ, чтобы я отвезъ васъ къ пароходу? спросилъ старый перевощикъ весьма вжливо. На немъ надто было красное полинялое платье, цвтъ котораго похожъ былъ на оберточный ластикъ «Путеуказателя къ присутственнымъ мстамъ.»

— Пожалуй, но только поскорй. — На пароходъ «Эндиворъ», подл самой Таможни.

— Эндиворъ?! вскричалъ лодочникъ, который за минуту произвелъ всеобщій хохотъ. — Да я своими глазами видлъ, какъ полчаса тому назадъ Эндиворъ прошелъ мимо насъ вверхъ по Темз.

— Я тоже видлъ, сказалъ другой: — и, право, хотлось бы еще разъ взглянуть на него — прелесть что за видъ! Полнехонекъ джентльменовъ и прекрасныхъ лэди.

Мистеръ Перси Ноаксъ принудилъ себя пропускать мимо ушей эти доводы и вошелъ въ шлюпку, которую старикъ, посл нсколькихъ пріемовъ отталкиванія, притягиванія и переталкиванія, подплылъ наконецъ къ самымъ ступенькамъ пристани. — «Отваливай!» вскричалъ мистеръ Перси Ноаксъ, и шлюпка быстро понеслась по Темз. Мистеръ Перси Ноаксъ преважно развалился на только что обмытой скамейк, между тмъ какъ лодочники предлагали съ пристани пари на какую угодно сумму, что ему никогда не дохать да Таможни.

— Вотъ и Эндиворъ! сказалъ восхищенный Перси, приставая къ пароходу.

— Держитесь крпче! вскричалъ черезъ бортъ буфетчикъ, и мистеръ Перси Ноаксъ въ секунду очутился на палуб.

— Надюсь, сэръ, что вы найдете все по вашему желанію. Не правда ли, что пароходъ сегодня кажется какъ-то особенно хорошъ?

— Отлично хорошъ! превосходенъ! отвчалъ распорядитель, въ порыв душевнаго восторга, который невозможно описать.

Палуба была вымыта, скамейки по бортамъ вытерты; для музыкантовъ устроено отдльное мсто; очищено мсто для танцевъ; въ одномъ углу навалена была цлая груда табуретокъ, и надъ палубой растянутъ тентъ. Мистеръ Перси Ноаксъ съ шумомъ спустился внизъ; повара и жена буфетчика накрывали тамъ обдъ на двухъ столахъ, во всю длину каюты; посл того мистеру Перси Ноаксу оставалось снять съ себя сюртукъ и безпрестанно бгать взадъ и впередъ по пароходу, ничего не длая, но въ полномъ убжденіи, что этимъ помогаетъ всмъ. Жена буфетчика хохотала до слезъ, а мистеру Перса Ноаксу было не до смху: онъ едва переводилъ духъ отъ усиленныхъ своихъ движеній. И вотъ у пристани Лондонскаго моста зазвонилъ пароходный колоколъ: Маргэтскій пароходъ совершенно готовъ, Гревзандскій пароходъ также готовъ; народъ шумитъ; носильщики быстро спускаются со ступенекъ пристани съ ношею, которая раздавила бы всякаго другого человка, но только не носильщика; на пароходы положены сходни, съ прибитыми къ нимъ четырехъ-угольными дощечками; пасажиры бгутъ по нимъ, торопятся, толкаютъ другъ друга, обгоняютъ, — точь-въ-точь какъ стадо овецъ, которыхъ загоняютъ въ птичникъ…. Но вотъ звонъ колокола прекращается, сходни отнимаютъ прочь, и пароходы трогаются съ мста…. Сцена была одно изъ самыхъ очаровательныхъ сценъ шума и суеты, какую только воображеніе человка можетъ представить себ.

Время летло быстро; наступила половина девятаго; повара ухали на беретъ; обдъ совершенно готовъ. Мистеръ Перси Hoаксъ заперъ главную каюту и положилъ ключъ къ себ въ карманъ, съ тмъ, чтобъ можно было внезапно отпереть ее, во всемъ ея великолпіи, передъ глазами изумленнаго общества. Музыканты прибыли на пароходъ; туда же прибыли и вина.

За десять минутъ до девяти, на пароходъ явился весь комитетъ. Тутъ находился и пасторъ Гарди, въ своей куртк и жилет, въ блыхъ брюкахъ, шолковыхъ чулкахъ и туфляхъ, съ соломенной шляпой на голов и съ огромной зрительной трубой подъ мышкой. Тутъ же находился и молодой джентльменъ въ зеленыхъ очкахъ, въ пикетовыхъ «невыразимыхъ», въ камзол изъ той же матеріи съ блестящими пуговицами, съ изображеніемъ сценъ изъ «Поля и Виргинія». Остальные члены комитета, одтые въ блыя шляпы, легкія куртки, такіе же камзолы и панталоны, очень похожи были на лакеевъ и вестъ-индскихъ плантаторовъ.

Пробило девять часовъ, и общество стало прибывать цлыми толпами. Мистеръ Самуель Бриггсъ, мистриссъ Бриггсъ и три миссъ Бригссъ показались въ щегольской верейк. Три гитары въ отдльныхъ трехъ темно-зеленыхъ футлярахъ бережно были уложены на дно шлюпки, вмст съ двумя огромнйшими портфелями нотъ, которыхъ слишкомъ было бы достаточно, еслибъ пришлось играть на гитар безпрерывно цлую недлю. Тонтоны прибыли въ тотъ же самый моментъ; съ ними находилось еще боле нотъ, и кром того левъ-джентльменъ, одаренный сильнымъ басомъ и съ пробивающимися рыжими усами. Господствующій цвтъ партіи Тонтоновъ былъ блдно-розовый; цвтъ Бриггсовъ — свтло-голубой. На шляпкахъ Тонтоновъ красовались искуственные цвты; но въ этомъ отношеніи Бриггсы ршительно одержали надъ ними побду: у нихъ надты были перья.

— Здоровы ли вы, душа моя? говорили миссъ Бриггсы миссъ Тонтонамъ. (Слова: «душа моя», между двицами часто имютъ равносильное значеніе со словами: «задушевный врагъ мой».)

— Слава Богу; благодарю васъ, отвчали миссъ Тонтоны миссъ Бриггсамъ, — потомъ начались такія цалованья, поздравленья, пожатія рукъ, что посторонній человкъ непремнно составилъ бы понятіе, что эти два семейства были лучшими друзьями въ цломъ мір, но отнюдь не подумалъ бы, что каждый изъ членовъ одного семейства отъ души желалъ толкнуть за бортъ каждаго изъ членовъ другого семейства.