Теккерей Уильям Мейкпис
Шрифт:
Мистриссъ Брандонъ презентовала дв скатерти и двнадцать салфетокъ и еще много нужнаго въ хозяйств блья.
Жена настоящаго біографа подарила двнадцать чайныхъ ложекъ и щипцы для сахару. Мистриссъ Бэйнисъ, тёща Филиппа, также прислала ему щипцы, очень тонкіе и скоро сломавшіеся. Онъ хранитъ одну половинку до-сихъ-поръ и очень сатирически выражается объ этомъ сувенир.
Вотъ всё приданое бдной Шарлотты. Сандрильона была почти также богата, какъ наша молодая пріятельница. Мать Шарлотты прислала угрюмое согласіе на бракъ своей дочери, но отказалась пріхать на свадьбу. Она была нездорова. Годъ её вдовства только что кончился. У ней были другія дти, за которыми она должна была смотрть. Моё мнніе, что мистриссъ Бэйнисъ думала, что пока она остается за границей, она не будетъ во власти Филиппа и деньги, накопленныя генераломъ не достанутся ему. Она передала свою власть друзьямъ Филиппа въ Лондон и прислала дочери желаніе счастья.
— Вы богаты въ сравненіи со мною, когда я выходила замужъ, говорила Мистриссъ Брандонъ своей молодой пріятельниц:- у васъ будетъ добрый мужъ. Я этого не имла. У васъ будутъ добрые друзья, а я была одна, пока Богу было угодно послать мн друзей.
Не безъ чувства страха видли мы, какъ эти молодые люди начали жизненный путь, и я увренъ, что изъ небольшого общества, провожавшаго ихъ въ церковь, гд они внчались, не было никого, кто не проводилъ бы ихъ съ добрыми желаніями и сердечными молитвами. Не великъ былъ кошелёкъ, который они брали съ собою на мсячную поздку. Но у нихъ было здоровье, надежды, добрые друзья. Я никогда не слыхалъ, чтобы жизненныя испытанія кончались посл брака; только счастливъ тотъ, кто раздляетъ ихъ съ любящей подругой. Дама, у которой Шарлотта гостила до своего замужства, пришла въ состояніе самой слезливой сентиментальности. Она сла на постель въ спальной, оставленной молодою двушкой. Слёзы ея обильно текли. Она не знала почему, она не могла сказать какъ эта двушка обвилась вокругъ ея материнскаго сердца, И я думаю что если небо опредлило этой молодой двушк быть бдной, то оно послало ей въ вознагражденіе за то много другихъ сокровищъ,
Вс почтенные мущины и женщины въ Лондон, разумется, будутъ жалть объ этихъ молодыхъ людяхъ и порицать ихъ безумный рискъ; однако, подъ вліяніемъ и по примру сентиментальной жены, я самъ сдлался такъ безумно сентименталенъ, что иногда мн воображается, что этимъ заблуждающимся бднякамъ можно позавидовать.
Они внчались въ маленькой церкви возл нашего дома. Мы не украсили церковь цвтами, а церковныхъ сторожей блыми лентами. Я долженъ признаться, что завтракъ у насъ былъ скучный. Былъ очень хорошій пирогъ, съ двумя сахарными голубками на верхушк, присланный Сестрицей, и никакой другой брачной эмблемы. Наши двочки провожали невсту къ внцу въ новыхъ шляпкахъ и въ новыхъ платьяхъ. Итакъ неразрывный союзъ совершился. Любите другъ друга, милые друзья. Совершайте вашъ жизненный трудъ. Въ горести успокоивайте другъ друга, въ болзни ухаживайте и берегите. Развлекай, нжная жена, борьбу твоего мужа, освщай его мрачные часы твоими нжными улыбками, весели его домъ твоей любовью. Мужъ, отецъ, какова бы ни была твоя участь, пусть твоё сердце будетъ чисто, твоя жизнь честна. Ради тхъ, кто носитъ твоё имя, не допускай дурному поступку запятнать его. Когда ты смотришь на невинныя личики, которыя всегда нжно встрчаютъ васъ, пустъ и ваше лицо будетъ также истиннно, а ваша совсть безъ упрёка. Когда молодые люди стали на колна передъ алтарёмъ, подобныя мысли пробгаютъ въ голов друга, присутствующаго при брачномъ обряд. Разв всё что мы слышимъ въ этомъ мст не можетъ примниться къ намъ самимъ и служить поводомъ къ ежедневнымъ размышленіямъ?
Посл церемоніи мы расписываемся въ книг и смиренно возвращаемся къ завтраку. Мистриссъ Мёгфордъ не скрываетъ своего разочарованія при вид ничтожныхъ приготовленій, сдланныхъ для пріёма новобрачныхъ.
— Я нахожу это скупостью, Брандонъ, даже бантовъ нтъ. Только вашъ пирогъ. Ни спичей, ни салату съ раками не было. Винъ самая малость. Я думала, что ваши друзья умютъ лучше устраивать угощенія! Когда моя дочь будетъ выходить замужъ, она подетъ на отличной четверк срыхъ лошадей, какая только найдётся у извощиковъ. Я такъ думаю, что вашъ молодой другъ слишкомъ пристрастился къ деньгамъ, Брандонъ, я такъ и Мёгфорду сказала.
Но это только вопросъ вкуса. Мистриссъ Мёгфордъ, напримръ, нарядилась въ зелёное атласное платье и въ розовый тюрбанъ когда другія дамы были въ срыхъ платьяхъ. Короткость между нашими семействами разстроилась тотчасъ посл свадьбы Филиппа; я съ сожалніемъ долженъ сказать, что мистриссъ Мёгфордъ считала насъ скупыми, а она терпть не могла такихъ людей.
Новобрачную расцаловали. Она ухала съ новобрачнымъ; съ ними не было ни лакея, ни горничной. Путь счастливой четы лежалъ на Кэнтербёри, Филькестонъ, Булонь, Амьенъ, Парижъ, а можетъ быть и на Италію, если у нихъ достанетъ денегъ. Пока типографщикъ и самъ Мёгфордъ взялись исполнять обязанность Филиппа по газет. Сколько было у новобрачныхъ въ кошельк на эту поздку? Это не наше дло. Но обладая молодостью, здоровьемъ, счастьемъ, любовью, наши молодые друзья, я думаю, не могутъ быть недовольны. Прощайте, Богъ да благословитъ васъ} Шарлотта и Филиппъ! Я сказалъ, какъ я нашоль мою жену плакавшую въ пустой комнатк ея фаворитки. Признаюсь, я самъ былъ несчастливъ. Я не находилъ утшенія въ клубахъ, и послдній романъ не могъ привлечь моего вниманія. Я видлъ глаза Филиппа и слышалъ нжный голосъ Шарлотты.
Съ нетерпніемъ ожидали мы писемъ отъ молодыхъ. Наконецъ прибыло письмо и такъ какъ въ нёмъ нтъ секретовъ, то я привожу его вполн:
Амьенъ, пятница. Парижъ, суббота.
«Дорогіе друзья (вы для насъ дорогіе друзья и будете таковыми, пока мы живы). Мы исполняемъ наше общаніе и увдомляемъ, что мы здоровы и счастливы. Филиппъ говоритъ, что я не должна безпрестанно подчоркивать слова, но я никакъ не могу. О! какъ весело видть Филиппа счастливымъ! Если онъ счастливъ, счастлива и я. Я дрожу при мысли, какъ мы счастливы. Онъ сидитъ напротивъ меня и куритъ сигару. Какой у него благородный видъ! Я люблю когда онъ куритъ. Я сходила въ нашу комнату и принесла ему сигару. Онъ сказалъ: „Шарлотта, если я скажу теб, принеси мн твою голову, то ты велишь отрзать eё“. Скажите пожалуйста, не общала ли я три дня тому назадъ любить его, уважать и повиноваться ему и неужели же мн нарушить это общаніе? Я надюсь, что я всю жизни буду держать моё общаніе. Намъ понравился Кэнтербёри столько же, какъ милый Уэстминстеръ. Мы наняли коляску и сдлали великолпную поздку въ Фолькестонъ, а на мор Филиппъ былъ боленъ, а я нтъ. Онъ былъ такой смшной и ужасно не въ дух; я въ первый разъ исполняла обязанность сидлки. Мн хотлось бы, чтобъ онъ былъ немножко боленъ иногда, чтобъ я могла ухаживать за нимъ. Мы были въ таможн въ Булони и я вспомнила, какъ два года назадъ я была тутъ вмст съ бднымъ папа, а онъ стоялъ и смотрлъ на насъ! Мы остановились въ гостинниц у ваннъ. Гуляли по городу. Ходили въ вашему дому въ Верхнемъ город, гд а помню всё, какъ будто это случилось вчера. Помните, мы гуляли однажды и вы сказали мн: „Шарлотта, детъ пароходъ“. А я сказала: „Какой пароходъ?“ „Филиппъ“, говорите вы. „Вотъ онъ дымится“. Онъ и подошолъ съ трубкой во рту. Если бы вы не были добрйшей женщиной на свт, мн было бы стыдно писать къ вамъ такой вздоръ!
„Подумайте: мистриссъ Брандонъ связала мн кошелёкъ, который подарила мн, когда мы ухали съ милаго, милаго Королевскаго сквэра, а когда я раскрыла кошелёкъ, и нашла въ нёмъ пять совереновъ! Филиппъ произнёсь ругательство (какъ онъ всегда длаетъ когда растрогается) и сказалъ, что эта женщина ангелъ и что мы должны сохранить эти соверены и никогда ихъ не мнять. Ахъ, какъ я рада, что у моего мужа есть такіе друзья! Я буду любить всхъ, кто любитъ его — васъ больше всхъ. Не черезъ васъ ли досталась мн это благородное сердце? Филиппъ говоритъ, что небо дало такое великое сердце мистриссъ Брандонъ, что она должна имть и высокій разумъ. Если любовь къ Филиппу значитъ мудрость, я знаю кого-то кто будетъ очень мудръ.
„Филиппъ сказалъ, что если я не тороплюсь видться съ мама, то мы можемъ провести цлый день въ Амьен. Мы были въ собор. О! какъ я молилась, чтобъ небо дало мн силы посвятить Филиппу всю мою жизнь, любить его всегда, ухаживать за нимъ въ болзни, утшать въ горести. Я буду учиться, не для того, чтобы сравниться съ нимъ умомъ — на это могутъ надяться немногія женщины — но чтобъ я могла лучше понимать его и быть для него подругой боле его достойной. Желала бы я знать, много ли на свт такихъ талантливыхъ мущинъ какъ наши мужья? хотя Филиппъ такъ скроменъ, что говоритъ будто онъ совсмъ не талантливъ. А и знаю, что онъ талантливъ и выше многихъ другихъ. Я ничего не говорила, но я всё слушала на Королевскомъ сквэр; и нкоторые бывавшіе у васъ и много о себ воображавшіе казались мн дерзки, суетны и ничтожны, а другіе казались принцами. Мои Филиппъ принцъ. Ахъ, милый другъ! не должна ли я думать съ признательностью, что я сдлалась женою настоящаго джентльмэна! Добрый, храбрый, благородный Филиппъ! Честный и великодушный, неспособный къ обману.
Мы написали къ мама и къ доброй баронесс, что мы демъ. Мама находитъ, что у мадамъ Валантиноа еще дороже чмъ у баронессы. Она говоритъ, что она узнала, что настоящее имя мадамъ Валантиноа — Корнишонъ, что у ней ужасная репутація и что у ней въ дом плутуютъ въ экартэ. Она хочетъ оставить мадамъ Валантиноа, какъ только дтей, у которыхъ корь, можно будетъ перевезти. Она не велла мн здить въ ней, къ Валантиноа, и принесла Филиппу 12 фунтовъ стерл. 10 шилл. пятифранковыми монетами, которыя она положила передъ нимъ на столъ и сказала, что это первая четверть моего дохода. Еще срокъ не насталъ. «Но неужели вы думаете, что я захочу быль обязана такому человку какъ вы!» Филиппъ пожалъ плечами и спряталъ свёртокъ съ серебряными монетами въ ящикъ. Онъ не сказалъ ни слова, но разумется, я видла, что ему было непріятно. «- Что мы сдлаемъ съ твоимъ богатствомъ, Шарлотта? сказалъ онъ, когда ушла мама. Мы истратили часть этихъ денегъ въ ресторан Вери, куда мы взяли и добрую баронессу. Ахъ, какъ эта женщина была добра во мн! Ахъ, какъ я страдала въ этомъ дом, когда мама хотла разлучить меня съ Филиппомъ! Мы прошли мимо и видли окна той комнаты, гд разыгралась та страшная, страшная трагедія. Филиппъ погрозилъ кулакомъ зелёнымъ сторамъ. «- Великій Боже! сказалъ онъ: — какъ я тогда страдалъ! Я не злопамятенъ, я никому не хочу мстить, но я никогда не могу простить, никогда!» Часто мн представляется во сн эта ужасная трагедія, какъ его отнимаютъ у меня и мн кажется, что я умираю! Когда я была у васъ, я часто боялась ложиться спать, чтобы не видать этого ужаснаго сна, и клала его письмо подъ изголовье, чтобы ощупывать его ночью. А теперь! Никто не можетъ насъ разлучить — о, никто! до самой смерти!
«Онъ водилъ меня на свою прежнюю квартиру и мы подарили мальчику, натирающему полы, пять франковъ изъ моихъ денегъ. Потомъ мы пошли въ кофейную напротивъ Биржи, гд Филиппъ писалъ письма, а потомъ въ Палэ-Рояль, гд насъ ждала баронесса, а потомъ въ театръ, а потомъ къ Тортони сть мороженое. А потомъ пшкомъ домой подъ сотнею милліоновъ блестящихъ звздъ, по аллеямъ Элисейскихъ Полей, по которымъ Филиппъ къ намъ приходилъ, мимо фонтановъ, сіявшихъ подъ серебристой луной. Ахъ, Лора! желала бы я знать была ли серебристая луна такъ счастлива, какъ ваша любящая и признательная
«Ш. Ф.»
P. S. (Рукою Филиппа Фирмина).
«Мои любезные друзья. — Я тамъ счастливъ, что это походитъ на сновидніе. Я смотрлъ какъ Шарлотта писала, писала цлый часъ, и спрашивалъ себя и думалъ: „правда ли это?“ Наконецъ я убдился въ истин, смотря на бумагу и на подчоркиваемыя ею слова. Мои любезные друзья, что я сдлалъ въ жизни, за что мн подарили ангела? Одно время сердце моё было чорно и мстительно, она явилась и спасла меня. Любовь этого созданія очищаетъ меня и… и я думаю, что это все. Я думаю, что мн только хотлось сказать, что я счастливйшій человкъ въ Европ. Когда мы къ вамъ будемъ писать, куда намъ адресовать къ вамъ письма? Мы сами не знаемъ куда мы подемъ. Намъ писемъ не нужно. Но мы тмъ не мене признательны нашимъ милымъ, добрымъ друзьямъ и насъ зовутъ
„Ф. и Ш. Ф.“
Глава XXXIII
ОПИСЫВАЕТЪ ПОЛОЖЕНІЕ НЕИНТЕРЕСНОЕ, НО НЕОЖИДАННОЕ
Мы можемъ надяться, что мистеръ и мистриссъ Фирминъ сдлали пріятную поздку; но мы не станемъ описывать ихъ приключеній. Филиппъ написалъ намъ много шутокъ, озаглавленныхъ: Парижъ, четвергъ. Женева, суббота. Монбланъ, понедльникъ. Тимбукту, середа. Пекинъ, пятница — съ шутливыми описаніями этихъ мстъ и городовъ. Онъ писалъ, что въ послднемъ город башмаки Шарлотты износились и т, которые она купила, были узки для нея, а высокіе каблуки непріятны. Онъ писалъ, что говядина т. Тимбукту не довольно изжарена на вкусъ Шарлотты, что вниманіе китайскаго императора въ ней становится слишкомъ замтно и такъ дале, между тмъ какъ въ постскриптумахъ, Шарлотты вовсе не упоминалось о путешествіяхъ, а просто сообщалось, что они остаются въ Сен-Жермен и счастливы съ утра до вечера. Увы! ихъ кошелёкъ былъ набитъ не туго, наполеондоры бднаго Филиппа скоро истратились и супруги чуть-было не были принуждены истратить свадебный подарокъ Сестрицы, но они скоре согласились бы трудиться, чмъ купить нсколько лишнихъ часовъ довольства лептой бдной вдовы.
Филиппъ, имя работу въ двухъ мстахъ, уврялъ, что онъ иметъ довольно, что онъ даже можетъ откладывать. Въ это-то время Ридли, академикъ, написалъ свою малую картину — разумется, вы её помните: "Портретъ дамы". Онъ романтически привязался къ жилиц втораго этажа, не давалъ у себя шумныхъ праздниковъ, не курилъ, чтобы не безпокоитъ её. Не желаетъ ли мистриссъ Фирминъ дать вечеръ? Его мастерская и гостиная къ ея услугамъ. Онъ приносилъ ей подарки и билеты на ложи. Онъ былъ ея невольникомъ. А она платила ему за это романическіе обожаніе снисходительнымъ пожатіемъ нжной, маленькой ручки и ласковымъ взглядомъ нжныхъ глазъ, чмъ живописецъ долженъ былъ оставаться доволенъ. Низенькаго роста и нескладный станомъ, Ридли натурально считалъ себя отстраненнымъ отъ брака и любви и съ завистью смотрлъ на эдемъ, въ который ему запрещено было входить. У Шарлотты не было и двухъ пенсовъ, а былъ маленькій дворъ. Друзья Филиппа имли обыкновеніе преклоняться передъ ней. Изящные джентльмэны, знавшіе его въ университет и забывшіе его или считавшіе его грубымъ и самонадяннымъ, теперь вдругъ вспомнили о нёмъ и у его молодой жены были совершенно модныя собранія за ея чаемъ. Всмъ мущинамъ нравилась она, а женщины говорили, что мистрисъ Фирминъ была добродушная, совершенно безвредная женщина, довольно хорошенькая, именно такая, какихъ любятъ муцины.