Словно пинцетом, он одну за другой вытаскивал из неё нити, связывающие её с силой духа. Разорвать их внутреннюю связь казалось невозможным. А потом он решил попросту отсоединить хозяйку и слугу друг от друга хоть на какое-то время. Освобождающееся в сосуде место занимал негатив, которого тут было в избытке. Когда серая материя заполнила собой больше половины сосуда магички, Дримен решил сменить цвет, трансформировать негатив в тень прямо внутри души Троккель.

Она закричала так громко, словно ей под ногти вгоняли иглы, а по щиколоткам скользило лезвие меча.

Венто подорвался с места и увидел свою любовницу, стоящую над улыбающимся магом, и больше ничего. Он не видел потоков магии исходящих от стихийника, но все же поверил своей интуиции и ушам: прежде его женщина ещё ни разу не визжала. Он хотел было спрыгнуть вниз, но подол его серебряной мантии удержало нечто:

– Не лезь к мальчишке, пусть учится.
– Сказал кислый старческий голос, прозвучавший где-то на уровне поясницы Венто. Это было последнее, что он услышал в своей жизни.

Дримен же вспомнил слова Оры о том, что при пресыщении негативом, носители темной материи теряют рассудок и становятся демонами. Он был более чем уверен, что покуда его противник в сознании, применять против неё Оримие Интетта не имеет никакого смысла, а потому...

Он пересыщал её душу негативом и ждал, когда же у неё пойдет пена изо рта.

Это случилось очень скоро.

Завизжав, а к концу сорвавшись на хрип, грязная, страшная как жизнь Стижиана, магичка выпучила глаза и подпрыгнула, чтобы повалить едва поднявшегося мага, но снова столкнулась с его взглядом: черным, как бездонная пропасть. И её не стало.

Дримен громко закашлял и снова рухнул на пол. Боязливо открыв глаза, он осмотрел комнату и убедился, что оба монаха ещё дышат, что заклинание потихонечку с них сходит. Ему понадобилось около минуты, чтобы вспомнить о компаньоне ныне сгинувшей магички.

Он подскочил на месте и устремил свой взгляд на трещину в крыше, через которую пробивалось утреннее солнце.

Картина, достойная висеть в галерее: укутанный золотыми лучами, на скосе сидел старикашка более чем маленького росточку, в длинной мантии, а глаза его были сплошь черного цвета.

– Ах ты старый пень...
– Улыбнулся Дримен своему учителю Линео Визетти, который подмигнул ему, скрыв свои Оримие Интетта.

Тео взял собой Фасвита и Малика. Первого он собирался взять собой в столицу, во вторую школу инквизиции, которую на него повесила благословенная королева. Она сказала, что поскольку эта школа территориально находится ближе всего ко дворцу, ей было бы лучше держать рядом с собой сильнейшего в истории монаха. Обоих. А Фасвита Тео собирался брать козлом отпущения: мужик умный, смышленый, любит покомандовать, на него-то мастер Ветру и повесит все преподавательские обязанности. Он прекрасно понимал, что инквизиторы - это вам не милые монтерские послушники, а из них придется действительно "выбивать" дурь, к чему в монастыре приходилось прибегать очень редко.

Малика же пришлось взять собой из жалости к нему, потому как он был силен духом и слаб душой, и вряд ли смог бы перенести вечное "замолчи" со стороны Амита или же постоянные споры Оры и его сыночка. Тео, конечно, видел их вместе не так часто, но успел заметить, что спорят те так, что аж потолок трясется.

Малик был ещё одним подающим надежды юношей, но, нередко с огорчением думал мастер, не все растут так быстро, как практически весь выпуск Стижиана. Малик медленнее соображал, медленнее всё осваивал, не умел импровизировать в условиях "горящей задницы" и все такое прочее. Когда Тео попытался пожаловаться на это Млинес, она очень быстро и с неуловимой легкостью вдолбила в голову мужчины, с которым разделила ложе, что "учеников-не-выбирают-замолчи-и-спи-уже".

Они шли по широкому, кажущемуся бесконечным коридору вот уже минут десять, пока Фасвит, не желающий отрывать мастера от его тяжких раздумий, не заметил, что они вообще-то ходят кругам, просто коридор построен так, что кажется, будто он прямой.

Тео словно прочитал его мысли, остановился и поднял голову от груди

– Хороши архитекторы.
– Усмехнулся Малик, но словив на себе взгляд старшего монаха, гласивший "не дыши, а то мысль собьешь", стер улыбку со своего лица.

– Магия?

Почему-то, когда Тео был чем-то встревожен, а сейчас поводов для волнения было предостаточно, он пытался как можно чаще грубо шутить над кем-нибудь, и Фасвит не очень хотел, чтобы над его теориями стали насмехаться, так что он решил помолчать.

– Ты что, никогда не гулял по старинным кладбищам?
– Усмехнулся Тео и швырнул в пустоту перед собой мощный, неоформленный, но имеющий весьма четкое направление, сгусток сияния. Подобно молотку, который швырнули в зеркало, сгусток пробил иллюзию и красный пол, розоватые резные стены и двери, шоколадного цвета, растворились. Монахи оказались с глазу на глаз с неопровержимым фактом того, что они полчаса обхаживали один и тот же метр длины коридора, черного как тоннели угольной шахты.

– Как вы?..
– Фасвит, уверенный в своих силах едва ли меньше самого Тео, медленно поморгал, но так ничего и не почувствовал: ни темной материи, с которой он, правда, ещё ни разу не сталкивался, ни негатива.

– Я не зря мастер.
– Он улыбнулся и зашагал вперед.
– Ребятки, наша цель ближе, чем вы себе можете представить.

Широкий и просторный коридор кончился очень быстро, однако не лестницей и не комнатой, а просто кончился: оборвался, словно бы прочую часть подземелья, в котором они очутились, отрезали, и этот коридор упирался в земляной тоннель, прорытый явно для узкоплечных карликов. В полусотне шагов от начала, прервался и этот тоннель, но ноги Тео, шедшего впереди, уже нащупали продолжение отрубленной части обложенного плитами коридора, и ещё через полсотни шагов они выбрели на единственный источник света во всем подземелье.