– Всего-то?
– Он приподнял бровь и приложился к горлышку бутыли, оставившей жирный красный отпечаток на его лице.

– Если бы ты видел, как он сражается... Спасибо!

Официантка поставила на стол очередную порцию аппетитно пахнущего мяса, кивнула и ушла.

Взгляд Стижиан стал чуточку веселее:

– И как же?

– Он словно... словно ходил по воздуху! Ты же ходил по воздуху?

Руми согласно кивнул.

– Не зря же нас прозвали сильнейшим из племен ветра.
– Он довольно усмехнулся и принялся поглощать вторую рыбину целиком.

Повисла пауза.

– Племен ветра?
– Переспросила Ора, отставив от себя рюмку.

– Ну да... Но это я болтаю лишнее. Я не могу вам рассказать о тайнах нашего учения.

– Ты сказал, племён? Племён несколько?
– Глаза монахини постепенно лезли на лоб.

Взгляд Руми поник. Он отложил рыбий хвост на край тарелки и покачал головой из стороны в сторону:

– Раньше было несколько. Старших было три, вместе с нашим. Но...
– Он поднял глаза на Стижиана, и ему не захотелось говорить того, что сказать бы надо.
– Я верю в то, что рано или поздно вы сами всё узнаете.

– Прости.
– Ора взяла вторую, наполненную до краев, рюмку.

Монах, который в нынешнем состоянии немного не понимал, когда следует помолчать, ударил бутылью о стол:

– Так что там с Вараньей? И что за четыре жизни? Я что-то ни чего не...

– Вы же знаете, говоря, что у кошек девять жизней.
– Руми мгновенно пришел в себя.
– Не знаю, как у ручных кошек, но у нас их не девять, а семь. Ровно семь. И... Четыре я уже потерял.

– Как так? У вас каждая жизнь отмеряется каким-то запасом лет?

– И это тоже. Одна жизнь длится приблизительно от ста пятидесяти до двухсот лет. По моим подсчетам, я пробыл в плену инквизиторов около четырехсот лет, точнее - тристадевяносто.

– Значит, должно было пройти всего две жизни, может - три.
– Ора забыла о еде и с приоткрытым ртом слушала кошку.

– Да, но...

В голове Руми бурлили затертые серой пеленой воспоминания. Лишь картинки и фрагменты, и некоторые обрывки фраз.

– Мне было пять лет, когда я туда попал. Точно помню, что в течение очень долгого времени они меня...
– Он нахмурил брови, но тут же их расслабил.
– Из меня что-то выпытывали. Что - не могу сказать точно, во мне слишком много не моей памяти. У меня есть предположение, что когда они поняли, что получить от меня желанное им не удастся, они использовали мою кровь для поддержания чьей-то жизни.

– Пророка.
– В один голос сказали монахи.

Руми безразлично пожал плечами, мол, какое ему дело, чью жизнь они продлевали его кровью, здесь важен факт. Ора, ввиду того, что Стижиан не был способен членораздельно что-либо объяснить, поведала кошке о том, что произошло в подземелье церкви Таэтэла.

– Если я правильно помню, как делить и умножать, то из потерянных мною четырех жизней, три ушли на поддержание в полуживом состоянии тела некоего Пророка... Устами которого инквизиция учиняли кровавые распри по всей Оране, утверждая, что такова воля Богини...

И тут Астируми засмеялся. Он сам бы не смог точно сказать почему, но в тот момент в его памяти всплыло тут же ускользнувшее видение, заставившего его принять этот рассказ за абсурдный.

– Как же это интересно люди до сих пор верят в Богиню, если её жрецы учиняют такое.

– Знаешь, меня тоже интересует этот вопрос.
– Честно признался Стижиан.
– Ведь Храм Сияния, если уж говорить сухо, защищает бытие, но никак не души. Мы же не знаем, и даже не можем предположить, что будет с нами после смерти...

– А я думаю, что весь Храм Сияния держался на монахах.
– Ора откинулась на спинку кресла и положила ноги на стол, аккурат между тарелкой с мясом и тарелкой с двумя сырыми рыбешками.
– Негатив, со всеми его разнообразными последствиями, вырабатывают люди. Смерть, страдания, боль, душевная или какая другая, да ещё великое множество вещей, пусть даже мелких - они создают людям беды, из-за которых негатива становится только больше. Подлинные носители сияния, - она кивнула на Стижиана, - способны защищать людей от этого. А сияние черпается из сна всем нам известной Богини. По мне, так все эти церкви и бывшие школы, пытавшие и сжигавшие якобы неверных людей, всего лишь попытка укутать людей своей властью и запугать их. Чтобы не рыпались. Вы же знаете, что многие из церковников прикарманивали имущество осужденных ими людей!..

Судя по её выражению лица, Ора была готова размышлять об этом хоть до утра, которое уже было не за горами. Стижиану никак не хотелось выслушивать всё это. Ему и так, как никому другому здесь, было стыдно за носителей сияния, и больно, ведь он понимал весь ужас, учиненный ими.

– В церкви сияния есть и положительные стороны. Я говорю о самих церквях, а не о инквизиторских школах.
– Сказал он.

– Бывших инквизиторских школах!
– Ора ударила босой пяткой по столу: её глаза уже закрывались, а голова медленно стремилась к груди.