Шрифт:
Польщенные стряпухи заулыбались.
— Наконец-то нашелся истинный ценитель. А нашим ничем не угодишь: то недосолено, то переперчено. Присаживайтесь, скоро обедать будем.
— Спасибо, девчата, с преогромным удовольствием, но — в другой раз. Мне бы Таню Дорошину. Очень надо видеть. По делу.
— Если по делу — позовем. Валя, сходишь? Девушка с короткой челкой вприпрыжку побежала к
деревьям, за которыми вырисовывались контуры строящейся фермы.
— Это недалеко, — сообщила оставшаяся. — Скучать вам долго не придется.
И действительно — немного погодя Николай увидел невысокую стройную девушку в рабочем комбинезоне. Она быстро шла через поле, стягивая на ходу косынку и поправляя волосы.
— Здравствуйте! Это вы меня спрашивали? Простите за вид, я прямо с работы...
Девушка-березка, она еще извиняется! Распахнуто-доверчивый взгляд, прелестное лицо, готовое мгновенно расцвести улыбкой, как только она узнает что-то радостное. Но сейчас выражение лица у Тани тревожное, ее явно мучают дурные предчувствия.
— Ну что же вы молчите? У вас какое-то дело ко мне? Вам велено что-то передать?
— Видите ли, Таня... давайте отойдем немного... — Николай осторожно взял девушку под руку. — Понимаете, я из милиции... Вам нужно вернуться в город.
— Что-нибудь с мамой? — потухшим, безжизненным голосом.
Белухин только теперь начал сознавать всю сложность выпавшего на его долю задания.
— Что вам сказать, Таня?.. Ну, не имею я права... такая служба. Поедемте!
— Хорошо. — Таня поняла, что этот паренек с симпатичной курносиной ничего не скажет и допытываться бесполезно. — Мне надо умыться и переодеться. Я сейчас...
Девчата-поварихи все же усадили Николая за стол, впрочем он не очень и сопротивлялся. А когда в тарелку положили щедрой рукой порцию гуляша с жареной картошкой, активно заработал вилкой. Компот, правда, допивал наспех; вернулась Таня — статная, приодевшаяся, со спортивной сумкой через плечо. В ее наряд Белухин .зачислил даже стройотрядовскую штормовку, не говоря уже о туфлях, темной юбке и легком свитере — все было красивым и модным. С такой спутницей прокатиться в машине всем на зависть — мечта. Но сегодня не тот случай...
Николай предупредительно открыл перед Таней дверцу, сел сам и, помахав на прощанье хлебосольным стряпухам, тронулся в путь. Пока машина петляла по проселкам, Таня молчала. Заговорила, когда выехали на прямую, просторную магистраль, когда стало
окончательно ясно: случилось действительно что-то серьезное. Иначе зачем товарищу из милиции гонять машину в такую даль?
— Вы мне так ничего и не скажете?
— Потерпите, Таня. Мы скоро приедем, совсем скоро... Николай неотрывно смотрел на дорогу, но не глядя
видел ее всю — и тонкие, нежные руки, и хрупкие, беспомощные плечи, и ладную прическу, и такое милое, ясноглазое лицо...
— Я догадываюсь: с мамой что-то случилось. Я звонила домой несколько раз — никто не подходит. Да скажите же наконец, что вы все молчите! — И сквоз» всхлипы прерывисто, чуть слышно: — Простите, ради бога...
Девушка закрыла лицо руками, отвернулась, только мелко вздрагивала спина. И вдруг прильнула к его плечу, забилась в судорожных рыданиях. Николай вырулил к обочине, остановил машину. Бережно, боясь оскорбить прикосновением, гладил ее волосы, повторяя р«астерянно:
— Ну, Таня, ну, пожалуйста... Мы скоро приедем... вы сами все узнаете.
27
Ирина Пухова, вызванная к следователю на допрос в качестве свидетеля, нервно теребила дамскую сумочку.
— ...Откуда я знаю, где он шлялся в ту ночь! Может быть, к Танечке своей ездил, откуда я знаю!
— Но Крутов утверждает, что ночевал у вас.
— А вы верьте ему больше. Он же весь изоврался. Мне говорит одно, Тане — другое, Полине — третье. Бросил он меня, бросил! Отшвырнул, как выжатый лимон! У него теперь другая — помоложе, побогаче.
Майя Борисовна вышла из-за стола, села рядом с Пуховой.
— Ирина, послушайте. Чисто по-женски я вас понимаю. В вас сейчас кричит оскорбленное достоинство, ненависть к человеку, который вас предал. Но зачем же во всем ему уподобляться? Не лучше ли вынести это испытание с гордо поднятой головой, не роняя своей чести, своего достоинства?
— Господи! Да люблю я его, люблю! Каков есть, такого и люблю! Можете вы это понять?
— По правде говоря, с трудом, — сочувственно улыб^ нулась Соколова. — Но — любовь есть любовь... Значит, в тот вечер Кругов к вам не приходил? Так я вас поняла?