Мишель опустился перед ней на колени.

— А я вам говорю: блаженна мать, когда она делает счастливым своего сына!

— Да что же такого особенного ты нашел в этих Волчицах? — спросила баронесса.

— Как бы вы ни называли мою любовь, — сказал Мишель, — я вам отвечу: моя избранница наделена всеми достоинствами, которые мужчина мечтает найти в своей возлюбленной, и к лицу ли, матушка, нам, много пережившим из-за людской клеветы, так легко поверить в наговоры, что преследуют других?

— Нет, нет, нет, — повторяла баронесса, — я никогда не соглашусь на этот брак!

— В таком случае, матушка, — сказал Мишель, — возьмите обратно вексель, заберите письмо к капитану «Молодого Карла»: они мне больше не нужны.

— Несчастный, что же ты собираешься делать?

— Все очень просто, матушка. Лучше смерть, чем разлука с любимой. Моя рана затянулась, и у меня уже достаточно сил, чтобы уйти к лесным братьям. Остатки армии восставших под командованием маркиза де Суде находятся в лесу Тувуа; я примкну к ним, приму участие в боях и при первой же возможности сделаю все, чтобы меня убили. Вот уже два раза я был на волосок от смерти, — добавил он с невеселой улыбкой, — и я уверен, что в третий раз у нее будет более верный глаз и более твердая рука.

И молодой человек положил письмо и вексель на колени матери.

В словах и жестах барона было столько решимости и твердости, что матери стало ясно: ей не удастся уговорить сына.

И она дрогнула:

— Хорошо, пусть будет так, как ты хочешь. И да простит тебя Бог за то, что ты поступаешь вопреки воли матери!

— Матушка, будьте уверены, что Бог простит, а когда вы увидите вашу дочь, вы сами простите.

Баронесса отрицательно покачала головой.

— Отправляйся, — сказала она, — и женись без моего благословения на женщине, которую я не знаю и никогда не видела.

— Я женюсь на женщине, которую вы, матушка, надеюсь, узнаете и полюбите. И день вашего благословения станет для меня самым великим днем в моей жизни. Вы говорили, что приедете, где бы я ни был. Так вот, матушка, я буду вас ждать повсюду, куда бы меня ни занесла судьба.

Баронесса встала и сделала несколько шагов к двери.

— Матушка, вы уходите, не сказав ни слова на прощание, не прижав меня к своему сердцу!.. И вы не боитесь, что это может принести мне несчастье?

— Иди же сюда, мое несчастное дитя, я прижму тебя к груди!

Она произнесла эти слова так, как будто то был крик, вырывающийся рано или поздно из материнского сердца.

Мишель с нежностью прижал к себе мать.

— И когда же ты, дитя мое, намерен уехать? — спросила она.

— Матушка, все зависит теперь от ее решения, — ответил Мишель.

— Ты мне обещаешь поторопиться?

— Надеюсь, что уеду этой ночью.

— Внизу я оставила крестьянскую одежду для тебя. Переоденься, чтобы никто тебя не опознал. До Куерона отсюда восемь льё. Ты сможешь добраться часам к пяти утра. Не забудь: шхуна «Молодой Карл».

— Не волнуйтесь, матушка; с того часа как я решил стать творцом своего счастья, я предприму все, чтобы поспеть вовремя.

— А я поеду в Париж, где сделаю все, чтобы отменили этот жуткий приговор. Умоляю тебя, побереги себя и не забывай, что тем самым ты заботишься обо мне.

И мать еще раз поцеловала своего сына; Мишель проводил баронессу до порога.

Как верный слуга, Куртен стоял внизу у лестницы. Госпожа де ла Ложери попросила проводить ее до замка.

Когда Мишель, закрыв за матерью дверь, обернулся, он увидел, что перед ним со счастливой улыбкой стояла Берта; ее лицо сияло от радости.

Она только и ждала той минуты, когда останется наедине с молодым человеком, чтобы броситься ему в объятия.

Мишель не оттолкнул девушку; однако, если бы сумерки не спустились в комнату, от внимания девушки не ускользнуло бы растерянное выражение лица молодого барона.

— Итак, — произнесла она, — теперь уже ничто не сможет нас разлучить; у нас есть все: согласие моего отца и разрешение твоей матери.

Мишель молчал.

— Мы уедем сегодня ночью, не так ли?

Мишель хранил молчание перед Бертой так же, как перед матерью.

— Итак, мой друг, — спросила она, — почему вы мне не отвечаете?

— Потому что еще ничего не решено относительно нашего отъезда, — сказал Мишель.

— Но разве вы не пообещали матери, что уедете этой ночью?

— Я сказал матери: «Все зависит от ее решения».

— А разве речь шла не обо мне? — спросила Берта.

— Как! — воскликнул Мишель. — Такая преданная роялистка, как Берта, собралась уехать из Франции, даже не подумав о тех, кто остается здесь?

— Что вы хотите этим сказать? — воскликнула девушка.