— Ох! Тут вы правы, ибо, когда я спросил женщин, куда подевалась девушка, шедшая вместе с ними, они мне ответили, что она и ее подруга отстали.

— И что же вы тогда сделали?

— Черт возьми, я оставил лошадь во дворе трактира, спрятался у моста Пирмиль и стал их поджидать.

— И все напрасно?

— Да, я ждал более двух часов.

— Видно, они пошли проселочной дорогой и вошли в Нант через другой мост.

— Похоже, что так.

— И самое досадное то, что теперь неизвестно, повезет ли вам еще раз.

— Не волнуйтесь, мы ее найдем! Дайте мне взяться за дело.

— Что вы под этим подразумеваете?

— О! Как говорил мой сосед маркиз де Суде или мой друг Жан Уллье — да обретет Бог его душу! — у меня для этой охоты есть хорошая ищейка.

— Ищейка?

— Да, настоящая ищейка. У нее немного повреждена передняя лапа, но как только лапа заживет, я привяжу к шее собаки веревку, и она приведет нас на место; нам останется лишь проследить, чтобы веревка не порвалась, настолько ищейка будет спешить.

— Послушайте, хватит шутить: разве мы занимаемся не самым серьезным делом?

— Шутить? Да за кого вы меня принимаете? Как я могу шутить, если вы мне пообещали пятьдесят тысяч франков? Ведь вы говорили о пятидесяти тысячах франков, не правда ли?

— Эх! Вам это лучше известно: вы уже раз двадцать о них напоминали.

— Да, но мне так же не наскучит задавать вам этот вопрос, как считать экю, если бы я держал их в руках.

— Доставьте нам эту особу, и вы тотчас получите деньги.

— О! Я уже слышу, как звенят золотые: «Дзинь! Дзинь!»

— А пока расскажите, что это за история с ищейкой, о которой вы сейчас говорили?

— О! Конечно, я вам расскажу, нет ничего проще, но…

— Но что?

— Услуга за услугу…

— Что вы под этим подразумеваете?

— Видите ли, я вам уже однажды сказал: мне хочется оказать услугу правительству прежде всего потому, что я отношусь к нему с искренним уважением; кроме того, мне очень хочется навредить благородным господам и всему их окружению, которое я ненавижу; однако, оказывая услугу моему дорогому правительству, я бы не возражал, если бы оно со мной расплатилось наличными, ведь до сих пор я служу ему верой и правдой, а так ничего от него и не получил; впрочем, где гарантия того, что, когда будет задержано известное лицо — за это обещаны золотые горы, — нам или, точнее, вам отдадут обещанное?

— Вы с ума сошли!

— Напротив, я был бы глупцом, если бы не сказал того, что вы сейчас услышали. Я предпочел бы иметь гарантии, и не одну, и не две, а десять; в этом деле, по правде говоря, я их не вижу.

— Вы рискуете так же, как и я. Мне обещано одним очень важным господином, что, если я выполню взятые обязательства, мне будет выдано сто тысяч франков.

— Сто тысяч франков слишком небольшая сумма, чтобы ехать в такую даль. Послушайте, признайтесь лучше, что вы условились о двухстах тысячах франков, а мне даете лишь четверть обещанной суммы с учетом того, что я местный и мне не надо тратиться на дальние переезды. Черт возьми! Вам повезло: двести тысяч франков — это кругленькая сумма, и она хорошо звенит… Ну, что ж, будем доверять правительству. Однако кто может поручиться, что вы не скроетесь, прихватив денежки, после того как они будут вручены вам, а не мне? Вы не подскажете, в какой суд мне обращаться, если такое произойдет?

— Дорогой мой, в политике соглашение скрепляется доверием.

— Так вот почему так хорошо выполняются политические соглашения? Скажу вам откровенно: я предпочел бы другие гарантии.

— Какие?

— Вашу расписку или расписку того министра, с кем вы договорились.

— Хорошо, постараюсь вам ее предоставить.

— Тише!

— Что?

— Вы ничего не слышите?

— Да, мне кажется, что к нам приближается телега.

Мужчины тут же вскочили на ноги, и при луне, светившей особенно ярко в ту ночь, Жан Уллье, не упустивший ни единого слова из их разговора, смог хорошо разглядеть их лица.

Один из них был ему незнаком, однако другой был Куртен, которого, впрочем, он уже узнал по голосу, когда тот упомянул Мишеля и Волчиц.

— Вернемся, — сказал незнакомец.

— Нет, — ответил Куртен, — мне надо вам еще многое рассказать. Спрячемся в кустарнике, пусть путник, что появился так некстати, проедет стороной, и тогда закончим наш разговор.

И они пошли к кустарнику.

Жан Уллье понял, что ему пришел конец; однако, не желая быть застигнутым подобно зайцу в норе, он приподнялся на колени и выхватил из-за пояса свой укороченный нож, который мог пригодиться в рукопашной схватке.

Не имея другого оружия, он решил, что перед ним безоружные люди.

Однако Куртен, увидев поднявшуюся в зарослях мужскую фигуру и услышав, как треснули под ним колючие ветки, отступил на три шага и, не сводя глаз с силуэта, похожего на тень, поднял ружье, спрятанное за поваленным деревом, зарядил один из его стволов, приложил приклад к плечу и выстрелил.

Раздался приглушенный крик.

— Что вы сделали? — спросил незнакомец, решив, что Куртен несколько поспешил с выстрелом.