Разумеется, король Луи Филипп для маркиза был просто Филиппом.

И только последний довод метра Жака убедил маркиза де Суде принять предложение; он горел желанием отомстить за крах своих надежд и выместить на ком-нибудь свою досаду, тоску по дочерям и облегчить печаль от разлуки с Жаном Уллье. Он последовал за предводителем братьев-кроликов, который из непослушного подчиненного превратился в покровителя и теперь, тронутый простотой и доброжелательностью маркиза, обращался с ним гораздо с большим почтением, чем прежде, что противоречило его грубой внешности и былому предубеждению по отношению к аристократам.

Что же касалось Берты, то на следующий же день после того как ее приютил Куртен и она собралась немного с силами, девушка поняла, что в отсутствие отца или Жана Уллье, который в крайнем случае мог его заменить, по меньшей мере неприлично находиться с любимым под одной крышей, хотя тот и ранен, ибо это может сказаться на ее репутации; она ушла с фермы и поселилась в доме Тенги у Розины. Находясь в получетверти льё от Мишеля, она каждый день навещала молодого человека и ухаживала за ним с нежностью влюбленной женщины.

Мишель был тронут преданностью Берты; однако он продолжал любить Мари и чувствовал себя неловко перед ее сестрой; ему не хватало мужества повергнуть в отчаяние девушку, которой был обязан жизнью. Между тем мало-помалу безропотная покорность судьбе уступила место неистовому и горькому чувству, какое он испытывал первые дни, и, не сумев свыкнуться с мыслью, что ему надо принести себя в жертву, как требовала от него Мари, в ответ на все знаки внимания, которыми его щедро одаривала Берта, он лишь отделывался натянутыми улыбками, а когда девушка уходила, он горестно вздыхал, и Берта принимала вздохи молодого человека на свой счет. Однако, если бы не Куртен (тот всякий раз поднимался по лестнице в комнату Мишеля, как только видел, что Берта исчезала за деревьями сада, и устраивался у изголовья раненого, чтобы поговорить с ним о Мари), тонкая и впечатлительная душа Мишеля в конце концов, возможно, и приняла бы сложившиеся обстоятельства за фатальную неизбежность. Но мэр Ла-Ложери настолько часто напоминал своему молодому хозяину о Мари, уверяя, будто желает видеть его счастливым, что, по мере того как у Мишеля затягивалась рана на руке и возвращались утраченные силы, он все сильнее чувствовал, как его душевная рана все больше кровоточила, и вся его признательность Берте в миг улетучивалась при одном лишь воспоминании о ее сестре.

Труд, проделанный Куртеном, можно было сравнить с тем, что совершала Пенелопа: за ночь он разрушал все, что Берте за день удавалось создать.

В том болезненном состоянии, в каком находился Мишель, когда он прибыл в дом Куртена, мэр Ла-Ложери легко выпросил прощение за свое поведение на дороге, приведя в качестве оправдания искреннюю привязанность и волнение, которое он якобы испытывал после бегства барона; затем, как мы уже сказали, раскрыв душевную тайну Мишеля, что не составило ему большого труда, он вкрался в доверие к нему, уверяя в преданности и ловко польстив его самолюбию за симпатию к Мари. У Мишеля не было возможности с кем-нибудь поделиться своими горестями, и потому он страдал еще больше; Куртен, делая вид, что сочувствует ему, и с ловкостью подогревая его чувство к Мари своим восхищением ею, смог догадаться по отдельным высказываниям Мишеля о том, что произошло между молодым человеком и сестрами.

Куртен постарался скрыть свое истинное отношение к Берте; он повел себя с ней так хитро, что она была уверена: арендатор не дождется, когда она станет женой его молодого хозяина. Когда Мишеля не было рядом, он обращался к ней как к своей будущей хозяйке. В конце концов ему удалось добиться того, что девушка, ничего не зная о его прошлом, только и говорила Мишелю о преданности арендатора и называла его не иначе как «наш добрый Куртен».

Когда арендатор оставался наедине с Мишелем, он сразу же заводил с ним задушевный разговор, затрагивая самые чувствительные сердечные струны молодого человека, и тот, введенный в заблуждение его участием, раскрывал ему свою душу, рассказывая о своей любви к Мари; Куртен неизменно делал один и тот же вывод: «Она вас любит» — и внушал Мишелю, что следует настаивать на своем, за что Мари впоследствии будет ему только благодарна; в своей настойчивости он шел еще дальше и клялся в том, что, после того как его хозяин выздоровеет и на дорогах не будет больше войск, он посвятит все свое время устройству его счастья, обещал уладить его сердечные дела таким образом, что Берта сама откажется от будущего союза с ним, хотя молодой человек ей многим обязан.

Выздоровление Мишеля шло не так быстро, как бы хотелось Куртену, ибо он не находил себе места оттого, что до сих пор так и не узнал, где находится Малыш Пьер; ему не терпелось дождаться того дня, когда он отправит молодого хозяина по следам Мари.

Надеемся, что читатель понял: Мишель и был именно той ищейкой, на которую рассчитывал Куртен.

Когда рана Мишеля перестала вызывать у Берты опасения, она вместе с Розиной совершила несколько поездок в лес Тувуа, откуда маркиз подал ей весточку, сообщив о том, что находился у лесных братьев; по ее возвращении Куртен два или три раза заводил разговор о людях, которыми должны были бы, по его мнению, заинтересоваться девушки; однако Берта хранила молчание, и мэр Ла-Ложери понял, как опасно было с его стороны затевать подобные разговоры и как малейшая неосторожность легко могла бы вызвать подозрения, а поскольку Мишель быстро поправлялся, Куртен, оставаясь с ним наедине, тут же начинал внушать ему, что пора, наконец, действовать; он даже пошел на то, что предложил свою помощь, если Мишель захочет послать Мари письмо и получить сначала от нее ответ, а затем убедить девушку изменить принятое решение.

Так прошло шесть недель.

Мишель выздоравливал; его рана почти затянулась, и он почувствовал, что уже может ходить.

Днем он не мог покинуть дом из-за того, что генерал разместил в Ла-Ложери пост; однако по ночам он прогуливался в саду, опираясь на руку Берты.

Когда наступало время расставания, Мишель поднимался к себе на свою голубятню, а Берта с Розиной, к чьим приходам и уходам в любое время дня и вечера солдаты уже давно привыкли, возвращались в дом Тенги, откуда утром после завтрака Берта снова выходила и отправлялась к Мишелю.

Эти вечерние прогулки пришлись не по душе Куртену, прислушивавшемуся к их разговорам в комнатушке Мишеля. Арендатор стремился не пропустить ни одного разговора, который мог бы навести его на след Малыша Пьера; теперь, чтобы положить конец их прогулкам, он каждый вечер читал Мишелю и Берте приговоры, напечатанные в официальных ведомостях — он получал их как местный мэр.

Однажды он заявил, что молодые люди должны совсем отказаться от ночных прогулок; когда же они спросили почему, он дал им прочитать сообщение о том, что Мишель заочно приговорен к смертной казни.