рукой, а когда никто так и не ответил, - ногой. Сперва легко, негромко, потом

все сильнее и настойчивее.

Добрякову в этот момент снова снился Афган. Будто бы он с взводом

разведчиков попал в засаду и вызвал артиллерийский огонь своих на себя.

Снаряды рвались все громче, все ближе, один из них разорвался совсем

390

близко и оглушил взводного. Он вскинул руки к ушам и… проснулся. В дверь

его квартиры кто-то тарабанил похлеще гаубицы. Спал он уже несколько

часов, а потому в состоянии был подняться и проверить, кто там такой

неугомонный. Правда, раскалывалась на части голова, но это ничего. Сейчас

он откроет дверь, все выяснит и с наслаждением запьет весь этот кошмар

свежим, холодным пивком…

Открыл дверь и скривился. Он не любил Петю и жутко ревновал к нему Зину.

– Чего надо-то? – хмуро пробурчал Добряков.

– Да мне ничего не надо, - спокойно ответил Петя. – Просто Зина волнуется и

попросила проверить, как твое самочувствие. Звонит тебе, а ты не

отвечаешь…

– А чего тебя-то послала? Сама прийти не могла?

– Ты, я вижу, совсем не в себе, - невозмутимо возразил Петя. – Зине сегодня

сделали операцию. Куда же она пойдет, сам посуди?

И только тут Добряков все вспомнил! И наказ Зины не пить, и просьбу

позвонить сегодня вечером. Ему стало стыдно, и, не зная, что сказать и пряча

глаза в пол, он забормотал первое, что увязалось на язык:

– Без тебя знаю… Приболел я что-то… А телефон вот разрядился… и зарядка

куда-то запропастилась… Найти не могу… Затерялась…

– А сам-то ты не затерялся? – спросил Петя.

– Но ты!.. Не базарь лишнего! – насупился Добряков.

– Лишнего и не собираюсь, - согласился Петя. – Мне поручили сказать тебе, я

сказал. Счастливо, - и повернулся, чтобы идти.

391

– Э, постой-ка! – спохватился Добряков. – Я ж тебе говорю, зарядку

потерял… Как она? Как все прошло?

– Прошло хорошо, - сухо ответил Петя. – А если ты не можешь позвонить, так

можно ее навестить. Например, завтра. Как раз приемный день.

И он снова повернулся и быстро вышел на лестничную клетку.

«Завтра… завтра… Конечно, завтра и съезжу… - размышлял Добряков,

усаживаясь за стол перед холодным пивом.
– Вот поправлюсь сейчас, а наутро

и поеду…»

За этот присест он выпил четыре литра пива, что позволило ему проспать до

утра. Остававшуюся поллитру водки (хватило выдержки) он не тронул.

* * *

Ему снилось опять ужасное: душманы стягивали ему голову средневековой

колодкой для пыток и все закручивали, закручивали веревку…

Он громко застонал, вздрогнул и проснулся. Никаких душманов не было, но

это не приносило облегчения. Голова будто и впрямь побывала в

безжалостных тисках палачей. Откуда-то со дна души мутной тяжестью

поднималось похмелье, дробной трелью колотилось в мозгу, холодным

липким потом прорывалось сквозь поры. Он содрогнулся от озноба, отыскал

глазами старый халат, брошенный на спинку стула в противоположном углу

комнаты, но долго не решался вылезать из-под одеяла. Так и дрожал на

взмокшей простыне и тупо, бездумно глядел в одну точку. Потом вдруг

подумалось, что опять могут привидеться свиноподобные рожи на

занавесках, испугался, пересилил себя и поднялся.

392

«Да-а… В таком состоянии я совсем не ездок по больницам, - подумал о

Зине. – Хотя еще только девятый в начале… Если пару бутылочек, а потом не

пить, можно за час и оклематься…»

Но сам прекрасно понимал, что не сможет ограничиться литром пива, что

вылакает все, что осталось в холодильнике, - все шесть бутылок, а то и водку, а потом опять, как заговоренный, потащится в магазин и опять уйдет в

беспросветный запой. И как тогда Зине в глаза глядеть? Она деньги дала на

доброе, просила не пить… Как несправедлива жизнь, чтоб ей пусто было!..

«Но ведь я хочу, я хочу завязать! – твердил он себе и, чуть не плача, открыл

бутылку и с наслаждением выпил. – Как же я устал!.. Господи, как я устал!» -

уже откровенно навзрыд вскрикнул он.