раздеться.

Помочь похоронить сына она попросила своего дружка Петю, чему поначалу

Добряков горячо воспротивился.

– Что, я один не справлюсь, по-твоему? – кипятился он в утро похорон. –

Зачем человека отвлекать? Может, у него смена как раз сегодня?

– Перестань! – мрачно оборвала Зина. – Тебя меньше всего интересует его

смена. Из тебя опять какая-то совершенно безосновательная ревность

выпирает. В такой момент хоть бы сдержался!

Она позвонила Пете, и тот охотно согласился помочь. Явился тут же,

пособолезновал осунувшейся за два дня и спавшей с лица Зине, сухо

поприветствовал Добрякова и тут же деловито засуетился, замельтешил перед

глазами.

Его помощь действительно пришлась весьма кстати. Сама Зина пребывала в

каком-то другом измерении, и вся суета с транспортировкой гроба из морга

на кладбище легла на него. Зина вполне положилась на расторопного Петю и

замкнулась на общении с сыном – пригорюнившись и вся уйдя в себя, молча

сидела перед гробом, шептала что-то понятное только ей самой, осторожно

382

поправляла волосы на голове покойного. Петя не беспокоил ее, сам съездил

на кладбище, заплатил деньги за место, заказал катафалк. Вообще же был

невероятно предусмотрителен и оперативен.

Гроб до могилы несли вчетвером – Добряков, Петя и двое кладбищенских

рабочих. Им Петя, как и землекопам, заплатил дополнительно и щедро,

причем все выплаты совершал собственными средствами, невзирая на

возражения Зины. Добряков только неприятно морщился, стараясь, впрочем, чтобы его недовольства никто не видел.

На поминки решили никого не приглашать, и за грустным застольем

собрались вечером втроем. Зина пила много, почти не закусывая. Все время

молчала и только утирала покрасневшие, измученные глаза. Поэтому и

отключилась невероятно быстро, а Добряков с Петей сидели почти до

полуночи, когда выпив три литра, разошлись спать. Пете Добряков постелил

в комнате Виктора, а сам улегся рядом со свернувшейся калачиком Зиной.

Наутро первым пробудился Петя, выпил крепкого кофе, приготовил яичницу, порезал салат. Потом осторожно постучал в дверь спальни.

– Заходи, мы не спим, - отозвался Добряков.

– Кушать подано, милости прошу, - едва просунув голову, сообщил Петя и

вернулся на кухню.

– Похмеляться будешь? – осторожно спросил Добряков, поднимаясь с

кровати.

– Еще спрашиваешь, - глухо отозвалась Зина.

Петя держался молодцом. Пить категорически отказался, немного перекусил

и распрощался. Ему завтра надо было заступать в смену, и он хотел прийти в

себя, отлежаться.

383

– Девять дней будешь делать – зови, - сказал он Зине и ушел.

Оставшись вдвоем, они сидели молча. Будто целая пропасть пролегла между

ними. Зина налила себе стопку, кивнула Добрякову на бутылку и выпила, не

дожидаясь. Он наполнил стакан доверху и, поморщившись, отправил внутрь

все его содержимое.

– Особенно пьянствовать нечего, - произнесла, наконец, Зина. – Пора

успокаиваться… Да и надоело… Мне Витя не простит такой слабости. К

тому же надо съездить на могилу.

– Да, видимо, так, - вяло согласился Добряков. – Я тоже устал… А еще девять

дней отмечать. Надо бы просушиться до этого времени.

– Вот и я о том же. Предлагаю выпить еще по одной и пойти спать.

Она выпила еще стопку (Добряков следом за ней опрокинул полстакана),

поднялась из-за стола, выпила таблетку снотворного и направилась в

спальню.

Когда она вышла, Добряков быстро налил себе еще стопочку, поспешно

выпил и едва не поперхнулся: водка как-то не пошла.

В спальне Зина задернула тяжелые шторы (новое стекло в окно Добряков

заказал в вечер смерти Виктора – позвонил в ДЕЗ и заплатил рабочим из

Зининого кошелька). Скинув халат, она нагишом юркнула под одеяло.

Добряков медленно разделся и улегся рядом, с другой стороны кровати.

– Ты помнишь о своем обещании? – глядя в потолок, спросила Зина.

– Ну да, конечно.

– Тогда, может, завтра подадим?

384

– Давай как следует придем в норму? – выторговывал Добряков.

– Как скажешь, - она пожала плечами, потом вдруг резко повернулась к нему