– Нам от этого не легче, как ни назови, - возразил Добряков.

– Не скажи. В этом случае возможно, что он нас все-таки услышит…

– Ага. Или увидит, - скептически вставил Добряков, вспомнив свои

безрезультатные манипуляции перед носом Виктора.

– Нет-нет, должен услышать, - не сдавалась Зина. – Надо дать ему снотворное, разбавленное в воде.

– И как он его выпьет, по-твоему? – стоял на своем Добряков. – Если он

целиком там?

– Тут надо покумекать, - Зина закусила губу и задумалась. – Может, нам как-

нибудь вклиниться в тот его мир, подыграть? Надо, надо, чтобы он уснул.

Тогда все пройдет.

С этим Добряков не мог не согласиться. В тот раз с ним было точно так же.

Правда, потом немного болела голова, но это его ничуть не беспокоило. Он

похлебал бульона, выпил таблетку пенталгина, еще снотворного – и пошел в

ночь. А наутро встал совсем здоровым, как будто никогда не пил. То, что

через неделю он снова сорвался и запил, к тому приступу «белочки»

никакого отношения не имело. А то, что с тех пор Добряков никогда

376

«белочкой» не страдал, объяснялось только тем, что напуганный ею, он

никогда не оставался абсолютно трезвым дольше двух дней.

– Да, должно пройти, - согласился он. – Готовь тогда снотворное.

– Ты погляди за ним, - и ушла на кухню.

Виктор прижимал подушку, отмахивался рукой и бормотал уже отчетливее:

– Попробуй… Слабо?.. Хер тебе в жопу!

«Может, и впрямь втереться, подбодрить его? Верка, мол, вернулась к тебе…»

Вошла Зина с полным стаканом, на дне которого болтался мутноватый

осадок.

– Не растворилось? – спросил Добряков.

– А таблетка никогда целиком в воде не растворится, если не шипучая. Ничего, покруче наклоню, уйдет… Кто будет поить?

– Давай уж ты. Ты прикинься Веркой – мол, вернулась я. Может, он твой

голос за ее примет.

Зина кивнула и осторожно подошла к сыну. Виктор теперь уже раскачивался, перекатываясь с носков на пятки, и бормотал угрозы медленно, отчетливо.

– Витя, они больше тебя не тронут, - негромко, выговаривая каждое слово, сказала Зина. – Это я, Вера. Я вернулась к тебе. Мне никто, никто, кроме тебя, не нужен. Прости меня. Я тебя люблю!..

Подружка-медсестра, видимо, оказалась права: голос, раздавшийся в его

теперешнем мире, Виктор услышал. Он слегка вздрогнул, медленно повернул

голову к матери и посмотрел на нее в упор невидящими (она понимала)

глазами.

377

– А эти твари не получат ее… - скороговоркой, взахлеб зачастил он. – Думают, получили… Не знают, что я герой афганской войны… (Зина удивленно

посмотрела на Добрякова, тот пожал плечами.) Я их всех!.. Вот только взвод

свой построю… В ночную разведку… Найдем ее…

– Витенька, да вот она я, - снова начала Зина прежнее. – Я вернулась. К тебе

вернулась. Хочу, чтобы ты со мной выпил. За то, чтобы никогда больше не

разлучаться… На вот, выпей, - она поднесла стакан к самому его лицу и

коснулась кромкой губ.

Того, что произошло потом, ни Добряков, ни Зина даже предположить не

могли. Виктор вдруг подпрыгнул, отскочил в сторону, выронил подушку и

завопил:

– Сволочи!.. Гады!.. Опять увели!.. Ну, берегитесь!

Он напружинился и стремительно кинулся на мать. Выбил из рук стакан и

оттолкнул ее с такой силой, что она, задрав ноги, отлетела в угол и во весь

рост грохнулась на пол.

– Держи его! Нога!.. – простонала она, скривившись от боли.

Добряков метнулся к Виктору, повалил и подмял его под себя. Он

почувствовал, как напряглось тело парня, и ему стоило немалых усилий

удерживать его.

– Чего делать-то будем? – крикнул он Зине, заливаясь потом.

– Не знаю, не знаю! Ничего не знаю! – Зина готова была разреветься. – Что-то

не сработало. Где-то мы дали маху…

378

– Не ной только! – одернул Добряков. – Звони снова, я пока держу его… Витя, спокойнее. Она вернется. Мы их всех отвадим. Передохни чуток, и отвадим.

Разберемся с ними, - успокаивал он брыкающегося Виктора.

Зина кое-как поднялась и доковыляла до телефона.

– У него… приступ… Ну да, внезапно… Не получилось… Удерживаем… Ага,