Зина покраснела и промолвила:

– Спасибо вам, Константин Генрихович, большое. Не знаю, как и благодарить

вас. Я пока еще не зарабатываю…

– Ну, а вот это бросьте, - перебил ее Швец. – Ни к чему, знаете ли, меня

обижать. Я от чистого сердца желаю вам интересной, достойной жизни и

счастья.

– За что же, Константин Генрихович? – тихо спросила Зина.

– За головку вашу умную, за характер упорный, творческий. Это самое первое

и простое, что просится на язык умудренному профессору, пожалуй, впервые

74

на своем научном веку до такой степени ошеломленному достижениями

своей ученицы.

И они поехали в институт. Пока профессор оформлял документы, Зина ждала

его в машине. Вспоминала все случившееся за минувшие два дня и никак не

могла поверить в перспективы, которые сулил ей Швец. Но верить хотелось, и Зина, закрыв глаза, постаралась представить многолюдные студенческие

аудитории, внимающие каждому ее слову, и себя, молодую и красивую, на

кафедре престижного вуза. Пыталась – и не могла: она никак не могла

предположить, что ее, вчерашнюю выпускницу, по сути студентку, будут

слушать ее сверстники, такие же двадцатидвухлетние парни и девушки, как

она сама. Да и что такого особенного она может им передать?

«Нет, вряд ли, конечно, мне сразу доверят преподавать на старших курсах, -

успокаивала она себя. – Для начала, видимо, поручат вести семинары по

введению в литературоведение для первокурсников. Это уже проще, как-

никак за плечами защищенный диплом по теории литературы. Да и

Константин Генрихович наверняка поможет, даст необходимые пособия,

посоветует, с чего начать. Так что ничего страшного!»

Зина открыла глаза и увидела спешащего к машине Швеца. Он широко

улыбался и еще издали помахивал какой-то папкой в руке.

– Декан одобрил мое ходатайство, - сообщил он, усаживаясь на водительское

кресло. – Теперь отнести его к ректору, и через пару недель можно ждать

результата.

– А если ректор… - начала и запнулась Зина.

– Пустяки, - поспешил успокоить ее Константин Генрихович. – Роман

Гаврилович, мне кажется, хорошо ко мне относится. По крайней мере,

надеюсь, что хорошо. Так что, тьфу-тьфу, - он постучал по пластиковой

приборной панели, - считайте, что дело выгорело. Ну что, едем?

75

– Прямо сейчас? – вздрогнула Зина. Перспектива оказаться в роскошном

ресторане ее, никогда не бывавшую даже в кафе, очень пугала.

– А почему бы нет? – улыбнулся профессор. – Рестораны работают с

двенадцати. Или вы предпочитаете вечером, когда музыка и многолюдно?

– Нет-нет, - выпалила она. – Давайте уж сейчас.

– Точно? – Константин Генрихович мягко, подбадривающее улыбался и

выжидающе смотрел на нее.

– Точно! – категорически выпалила она и попыталась тоже улыбнуться, но

улыбка вышла неловкая, и Зина покраснела и отвернулась к окну.

– Мне понятно ваше смятение, но смею вас уверить, что в данном случае оно

совершенно не адекватно ситуации. Мы с вами выберем отдельный столик,

где-нибудь у окна. Будем смотреть на Арбат и спокойно беседовать. Если я

вам, конечно, не надоел за время учебы, - и он еще раз обворожительно

улыбнулся.

– Не надоели, Константин Генрихович, - оправившись, наконец, от смущения, ответила Зина и тоже улыбнулась.

– Вот и прекрасно, - кивнул Швец и включил зажигание. – Столик я уже

заказал. Вы какую кухню любите?

– То есть? – не поняла Зина.

– Ну, кухню каких стран – арабскую, узбекскую, итальянскую, французскую?

Надо было что-то отвечать, но Зина чувствовала, что все мысли покинули ее.

Котлеты на пару да окрошка на кефире – вот, пожалуй, все деликатесы,

которые ей довелось отведать в родительском доме. Боясь, что покраснеет

еще гуще, Зина брякнула первое, что пришло в голову:

– Я предпочитаю русскую, - и действительно покраснела.

76

Швец, кажется, совсем не заметил очередного смущения девушки и даже

поддержал ее:

– Мы с вами солидарны. Ничего вкуснее настоящего холодца и добрых котлет