Шрифт:
– И это самое приятное занятие на свете, смею вас уверить! – подхватил
Константин Генрихович. – На сегодня простимся, подумайте еще раз
хорошенько, хотя хочу надеяться, что вы не измените своего решения.
Позвоните мне, например, послезавтра. И тогда я начну пробивать местечко
на кафедре. Для начала можно будет вести семинары по теории литературы.
У меня, к сожалению, не всегда есть время для практических занятий со
студентами.
Вечером Зина рассказала все матери, и радости женщины не было предела.
– Ты согласилась, надеюсь? – спросила мать.
– В общем-то да, - неуверенно сказала Зина.
– Что значит «в общем-то»? – удивилась мать. – Хочешь отправиться в
область?
У Зины мелькнула мысль, что в области живет и работает Володя Калугин, и
она на секунду представила, что, возможно, и ее могут направить в
Одинцово, и тогда…
«Да нет, глупости! Что «тогда»? – одернула себя Зина. – У него семья, да он
наверняка и не знал о моей… о моем чувстве к нему… Форменные
глупости!»
– Да согласна я, мама, согласна, - твердо сказала она.
69
– Ты у меня молодец, - мать кинулась обнимать дочь. – Ты такая
трудолюбивая, свое высшее образование ты получила сама. У тебя все
впереди. И к тому же со мной останешься, а то как же я ревела украдкой, представляя, что ты покинешь меня!
5
Через два дня Зина позвонила Константину Генриховичу и сказала, что
хорошенько все обдумала и согласна на его предложение. Профессор
обрадовался и пригласил ее в ресторан. «Надо же отметить такое
судьбоносное решение», - мотивировал он свое предложение.
Зина обескуражено замолчала, чувствуя, как рука, державшая телефонную
трубку, покрывается мелкими капельками пота. Профессор тоже молчал,
только едва слышно дышал в трубку.
Молчание затягивалось, и Константин Генрихович первым нарушил его:
– Ну так что? – мягко, но настойчиво спросил он. – Обещаю роскошный стол
в «Праге». Соглашайтесь, Зина. Надо привыкать: в перспективе у вас немало
торжественных застолий. За рубежом привыкли угощать.
Молчание показалось бы невежливым, но Зина не знала, что и сказать. А
потому выпалила первое, что пришло в голову:
– Но у меня нечего надеть! Да я никогда и не была в ресторанах.
– Вот я и говорю: надо начинать! – Швец был непреклонен. – Насчет платья
не беспокойтесь. Давайте заглянем к моему портному, он снимет мерку и за
несколько часов пошьет вам прекрасный наряд.
– Вы знаете… - замялась было девушка, но Константин Генрихович снова
взял инициативу в свои руки:
70
– Если вы о деньгах, не стоит волноваться. Это будет моим вам подарком.
– Но в честь чего? – искренне удивилась Зина.
– В честь того, что сегодня вы выбрали верный жизненный путь. – И потом, могу ведь я побаловать моих самых талантливых учеников. Согласитесь, без
таких маленьких радостей жизнь была бы обыденной и скучной – и моя, и
ваша. Разве я не прав?
Зина не стала возражать, что ее жизнь если и была, как он выражается,
обыденной, то уж скучной ее в любом случае назвать никак нельзя. Не
хотелось вдаваться в подробности, да и вряд ли он понял бы ее.
«Наверняка ведь он не рос в таких условиях, - подумала она, - не знает, что
такое отец-пьяница и загнанная, уставшая мать».
– Хорошо, Константин Генрихович, я согласна, - ответила она. – Только фасон
и цену платья, с вашего позволения, я выберу сама.
– Уговорили. Тогда через час встречаемся у входа на факультет, - донеслось с
другого конца провода, и Зине показалось, что голос Константина
Генриховича уже не был голосом ее преподавателя и научного руководителя.
– Я буду на машине, сразу же поедем в ателье.
Ателье профессора Швеца находилось в одном из переулков в районе
Тверских улиц. Они вышли из автомобиля – новехонькой «шестерки», -
вошли в обычный подъезд старинного жилого дома и дождались лифта,
который профессор отправил на шестой этаж.
– Разве мы не в ателье? – удивилась Зина.