состоявшую из пакета с ученическими тетрадками. Зина улыбнулась и

поблагодарила, но решила завтра же навести самые подробные справки об

этом странном молодом человеке.

Начала с классного журнала. Оценки у Матвея Сташевского были неплохими, заметно преуспевал он в точных науках, но и по другим предметам шел

ровно, без «троек». Зина осталась как-то наедине с классным руководителем

десятого «А» Тамарой Сергеевной и заговорила с ней об успеваемости

учеников. Незаметно переключилась на статус детей, рассказала, что у нее в

классе в основном дети рабочих и служащих. Тамара Сергеевна подхватила и

поведала, что в ее классе тоже преобладают такие, правда, есть один юноша, отец которого работает вторым секретарем райкома партии. Зина

сосредоточилась и затаила дыхание. Расспрашивать было неосторожно,

поэтому она напряглась и ждала, когда же Тамара Сергеевна назовет имя

этого ученика. А та долго рассказывала о хорошей успеваемости ученика, о

его активной комсомольской позиции, о всегдашней готовности помочь

одноклассникам. Зина слушала и все больше убеждалась, что речь идет

именно о Матвее Сташевском. Поэтому когда Тамара Сергеевна назвала

наконец его имя, Зина отреагировала вполне спокойно.

129

«Значит, вот оно что! – обдумывала она ситуацию после разговора. – Отец –

партийный чиновник. Только этого мне еще не хватало! А ну как узнает

родитель, чем его повзрослевший сынок тешится, что будет? Уши ему

надерет, что ли? Скорее всего – меня сгнобят. Скажут, что растлила

мальчонку… Нет, это надо прекращать, и чем скорее, тем лучше…»

В тот день она вышла из школы через запасной выход, а Матвей Сташевский, прождав ее у главного полтора часа, вошел в школу, заглянул в учительскую и

увидев, что она пуста, грустно вздохнул и отправился домой.

На следующий день Зина через четвероклассника снова получила записку,

написанную знакомым почерком. Матвей, ни много ни мало, укорял ее в

непостоянстве, сетовал на изменчивую женскую природу.

Прочитав записку, Зина разорвала ее и пожала плечами: «Скажите на

милость! Мы уже и книжек серьезных начитались!» А когда в очередной раз

ей снова пытались передать записку, она строго сказала посреднику:

– Передай тому, кто тебе это поручил: чтобы больше никаких записок я не

видела! Иначе всем сообщу! Так и скажи этому человеку!

Дня три записок она не получала. А на четвертый школу потряс скандал:

десятиклассник Матвей Сташевский пытался покончить с собой, вскрыв в

ванне вены. Парня удалось спасти, и на больничной койке он во всем

признался матери. Зину вызвал директор и обвинил в совращении

несовершеннолетнего. Она ответила, что это ложь и она подаст в суд.

Директор немного присмирел, но Зина прекрасно понимала, что этим

визитом дело вряд ли кончится. Коллеги смотрели не нее искоса, едва

разговаривали, ей передавали нелестные слова, сказанные о ней

учительницей, которую раздражали педагогические успехи Зины.

Когда отношение учителей к ней стало совсем натянутым, Зина сочла за

лучшее подать заявление об увольнении. Единственным человеком, который

130

воспринял ситуацию адекватно, был, как ни странно, отец Матвея. После

окончания уроков он заехал в школу, дождался, когда Зина выйдет на улицу, подошел к ней, представился и предложил подвезти до дома. Она

согласилась, и этот партийный чинуша, каковым за глаза считала его Зина, оказался вполне интеллигентным и порядочным человеком. Он извинился за

подростковую дурь своего сына, за то, что своим поступком он причинил ей

столько хлопот, а в конце беседы, когда они уже подъехали к дому Зины,

предложил ей не спешить с увольнением.

– Я наслышан о ваших успехах, - говорил он. – Дети вас любят. Оставайтесь.

Я похлопочу, и будьте уверены, никто на вас больше косо не взглянет.

Зина поблагодарила, возразив, что он немного ошибается: педагогом она

оказалась никудышным, а потому увольнение будет самым оптимальным