Мать все эти дни проводила на кухне и почти не спала. Изредка заглядывала

в комнату дочери и, утирая слезы концом фартука, горюнилась:

121

– Эх, Зина, Зина! Я-то думала, у тебя крепкая нутряная сила, наша сила… А у

тебя, - и, махнув рукой, снова выходила на кухню, садилась на рассохшийся

табурет и все плакала, плакала…

Несколько раз звонил Швец. К телефону подходила мать и, не зная, что

ответить, от стыда поспешно клала трубку. На третий день он приехал сам.

Мать открыла и, не впуская его в квартиру, с упреком выговорила ему:

– Зачем вы пристрастили ее к выпивке? Она ведь была такая хорошая,

добрая… А теперь… - мать заплакала и отмахнулась от профессора, закрыв

перед ним дверь.

Когда самогон кончился, Зина кое-как оделась, вышла на улицу и

ковыляющей походкой побрела в соседнее кафе. Купила две бутылки водки и

снова отключилась от всего на три дня. Она приходила в это кафе еще два

раза – на третий день и на шестой. Там уже знали, что ей надо, без лишних

расспросов выставляли водку и получали деньги. А потом долго смотрели ей

вслед, отпуская непристойные шуточки и скабрезно ухмыляясь.

На одиннадцатое от начала запоя утро Зина проснулась на полу. Ее бил

сильнейший озноб, глаза перескакивали с предмета на предмет, и память не

могла вспомнить имени каждого из них. Она обшарила весь пол, заползла

под кровать, а когда поняла, что водки больше нет, - завыла дико, отчаянно, в

рев и полезла на стену. Услышав этот вопль и какой-то громкий стук,

перепуганная мать вбежала в комнату и обнаружила дочь в странной позе:

ноги ее лежали на кровати, голова упиралась в пол, а все тело конвульсивно

содрогалось. Мать подбежала, подняла ее, положила на кровать и вызвала

«скорую помощь».

Четыре дня подряд приходил доктор и купировал запой. Сообщил, что

вынужден сообщить об этом в наркологический диспансер, где больную

поставят на учет.

122

Еще неделю Зина лежала в постели и принимала несколько таблеток по три

раза в день. С матерью не разговаривала и целыми днями глядела в потолок

или на ковер, висевший над кроватью.

В какой-то из этих дней позвонили из института. Трубку подняла мать и,

выслушав говорившего, строго спросила у дочери:

– Говорить можешь? Из института.

Говорить Зина могла и прекрасно поняла все, что ей сказали. Она ответила, что зайдет на кафедру послезавтра и напишет заявление.

– Меня увольняют, - сказала она выжидавшей матери и снова легла в постель.

– Доигралась! – всплеснула руками мать. – И куда ж теперь? С такой-то

статьей?

– Статья будет нормальная. Он похлопотал, - она сделал ударение на слове

«он», и мать поняла, кого она имеет в виду. – Я напишу по собственному

желанию.

– Ага, и куда пойдешь? Торговать на рынок?

– Ма… оставь меня в покое, - простонала Зина. – Через два дня буду как

огурчик. Меня в любую школу возьмут… Какое сегодня число?

– Пятое ноября, - ответила мать.

– Ну вот, пока у детей каникулы… А со второй четверти и возьмут…

Через два дня Зина уволилась из института, так и не встретившись со

Швецем. Ей и самой теперь было неудобно показываться ему на глаза.

А еще через день они с матерью поехали в наркодиспансер и имели

продолжительный разговор с участковым наркологом. Он предупредил об

опасности алкоголизма для здоровья и вообще для окружающих, посоветовал

в случае возникновения тяги принимать медикаменты, которые тут же и

123

выписал. Со значением посмотрел на мать и попросил периодически

заглядывать к нему.

– Вы понимаете, больной сам зачастую не в состоянии определить, что у него

начинается очередной запой. А ближним это всегда виднее. Поэтому прошу, при первых же признаках ко мне.

«Еще чего, к тебе! – думала Зина, выходя из кабинета врача. – Сама, что ли, не справлюсь?»

Она взяла себя в руки и стула устраиваться на работу. В одной из школ

неподалеку от дома ее охотно взяли учителем русского языка и литературы в