Ясмин, конечно, еще спала, и я не стал ее будить: пока длится пост, Френчи не откроет клуб до захода солнца. Я отправился в ванную, вымыл лицо, почистил зубы. Для визита следует надеть галабийю: Папа сочтет это за желание угодить ему и останется доволен. Кстати, надо обязательно захватить какой-нибудь небольшой подарок: нынешний визит будет разительно отличаться от предыдущего. Я быстро привел себя в порядок и оделся, натянув вместо кафии вязаную шапочку, которую принято носить у меня на родине.

Запихнув в сумку телефон, несколько банкнот, ключи, я окинул взглядом мои апартаменты и, охваченный предчувствием надвигающейся беды, вышел на улицу. Вообще-то, надо оставить записку, чтобы Ясмин знала, куда я пошел, но, если мне не суждено вернуться, такая бумажка ей просто не понадобится.

Воздух был теплым, как парное молоко; близился вечер, и город нежился, омытый освежающим, ласковым дождиком Я зашел в ближайший магазин и купил корзинку с разными фруктами, потом вернулся к своему подъезду. С наслаждением втянул в себя свежий, чистый запах озона. Длинный черный лимузин уже негромко рокотал у дома. Водитель роскошной машины, облаченный в форменную одежду, стоял на крыльце, чтобы не промокнуть. Он прикоснулся к фуражке, приветствуя меня, и открыл заднюю дверцу. Я залез внутрь, твердя про себя короткую молитву. Дверца захлопнулась, и мгновенье спустя мы уже мчались по улицам к великолепному особняку Фридландер-Бея.

Возле ворот в высокой, увитой плющом стене стоял охранник в форме. Он пропустил лимузин; мы поехали по посыпанной гравием дорожке, изящно опоясывавшей ухоженный сад. Изобилие ярких тропических цветов — настоящее буйство красок! Над ними возвышались финиковые пальмы и банановые деревья. В целом все здесь выглядело как-то естественней, радовало глаз и успокаивало душу гораздо больше, чем ровные ряды растений, расположенных вокруг жилища Сейполта согласно чуждому природе, жесткому плану. Мы двигались медленно; галька под шинами приятно поскрипывала. В этом оазисе, отгороженном от остального мира, царила безмятежная тишина, словно стены оберегали Папу не только от нежданных гостей, но и от городского шума и суеты. Сам дом состоял из двух этажей, но он построен в самом центре города на участке земли, который стоит целое состояние.

Над зданием возвышалось несколько башен — без сомнения, там находилась охрана; вдобавок, Фридландер-Бей имел собственный минарет. Интересно, держит ли Папа еще и своего муэдзина, чтобы поднимал его на молитву…

Шофер остановил машину перед широкими мраморными ступенями парадного входа. Мало того, что парень услужливо открыл дверцу лимузина, он еще проводил меня вверх по лестнице! Дабы не утруждать уважаемого посетителя, сам постучал по высокой двери полированного красного дерева. Привратник, или кто-то из прислуги низшего ранга, открыл нам. Водитель торжественно объявил: «Гость нашего господина», и вернулся к автомобилю; мне отвесили поклон и пригласили войти.

И вот я в доме Фридландер-Бея! Мое распаренное, потное лицо овеял ласковый прохладный воздух. По дому разносился легчайший аромат благовоний.

— Сюда, пожалуйста. Хозяин сейчас погружен в молитву. Вы можете подождать в этих покоях.

Я поблагодарил слугу, который в ответ с самым искренним видом попросил Аллаха сделать для меня массу приятных вещей. Затем он испарился, оставив меня в одиночестве в небольшой комнате. Я бродил по ней, восхищенно разглядывая драгоценные безделушки, собранные Папой за долгую, полную приключений жизнь. Наконец открылась дверь, и один из Говорящих Булыжников знаком подозвал меня. Я увидел Фридландер-Бея, который аккуратно складывал молитвенный коврик, чтобы положить в ящик стола. В его кабинете стоял имеющийся в любой мечети михраб, который указывал, где находится Мекка [18] .

Он повернулся ко мне, и его пухлое, серовато-бледное лицо сразу осветилось подкупающе-искренней улыбкой радости при виде дорогого гостя. Он быстро подошел ко мне и тепло приветствовал; на сей раз ритуал был соблюден полностью. Я предложил хозяину свой скромный дар и увидел, что угодил Папе.

— Плоды сочны, свежи и просто просятся, чтобы их отведали, — произнес он, поставив корзинку на низенький столик. — Я наслажусь ими после захода солнца, мой племянник; благодарю тебя за заботу. А сейчас чувствуй себя как дома. Мы должны побеседовать, а когда наступит время дозволенной трапезы, прошу оказать мне честь, разделив скромный завтрак. — Он указал на антикварный диван, стоивший целое состояние. Сам Папа раскинулся на таком же бесценном произведении искусства; теперь мы могли созерцать друг друга, разделенные лишь несколькими футами драгоценного ковра, выдержанного в голубых и золотых тонах.

Я терпеливо ждал, когда он начнет разговор.

Папа провел пальцами по щеке и стал буравить меня взглядом. Господи, неужели он не насмотрелся на мою физиономию в прошлую ночь?

— Цвет кожи выдает в тебе уроженца Магриба, — произнес он. — Ты родился в Тунисе?

— Нет, о шейх. Я родом из Алжира.

— В жилах одного из твоих родителей наверняка текла берберская кровь.

Слова Папы задели меня. Причины подобной чувствительности уходят корнями в глубь веков, но это древняя история, в наши дни она потеряла всякий смысл. Я решил обойти скользкий вопрос и сказал просто:

— Я мусульманин, о шейх, а мой отец француз.

— Есть пословица, — сказал Фридландер-Бей, — которая гласит, что, если спросишь мула о родословной, он скажет только, что один из его родителей был лошадью. — Я счел его слова легким упреком; их значение станет яснее, если учесть, что осел и собака для араба — в числе самых нечистых животных. Наверное, Папа заметил, что лишь усилил мое смятение: тихонько рассмеявшись, он помахал рукой. — Прости меня, о племянник! Я просто подумал, что твоя речь выдает уроженца Магриба. Конечно, язык, на котором говорят здесь, в городе, — смесь египетского, ливанского, магрибинского диалектов и фарси. Сомневаюсь, что сейчас кто-нибудь способен изъясняться на чистом арабском языке, если подобная вещь вообще сохранилась где-либо, кроме Несомненного Писания [19] . Я не хотел обидеть тебя; и к своему извинению должен прибавить еще одно, о мой племянник, за то, что произошло прошлой ночью. Надеюсь, ты осознаешь, почему так получилось.